— Похоже, готов, — ответил Ручкин, наконец обнаружив сумку на полу.
Расстегнув замок, журналист с удовлетворением обнаружил кинжал и тут же спрятал его за пояс. Посмотрев через заднее стекло, он увидел вдалеке сине-красные точки.
— Слушай внимательно, — начал говорить Пётр Алексеевич. — Сейчас сюда подъедет полиция, и ты расскажешь им про всё, что случилось, но опустишь два момента: про меня и кинжал. Не нужно про это им знать.
— Что я им скажу, я не очень умею врать, — забеспокоился Монахов.
— А врать и не надо, расскажешь про Макса, про то, что он тебя похитил, потом они друг друга перестреляли. Просто кое-что умолчишь.
— А ты куда?
— Мне нужно в Гегард. Кинжал становится очень обременительной ношей, слишком много смертей.
Сказав это, Ручкин открыл дверь и вышел из машины. Голова от удара гудела. Он быстро осмотрелся по сторонам и побежал до конца спуска, затем спустился по мокрому снегу под мост.
«Четыре смерти за один день, — подумал Пётр Алексеевич, пережидая под мостом. — Покой вечный подари им, Господи».
Глава пятая
Армения
Самолёт начал снижение над Ереваном. Привычно заложило уши, и Ручкин обхватил голову руками. Ему нравилось летать, но он относился к той категории людей, которые плохо переносят взлёт и посадку. Со временем, конечно, стало привычнее, боль в ушах стала слабее, но до конца не ушла. Помнится, когда он летел первый раз, он всё ждал, каким же будет взлёт, каковы будут ощущения. Самолёт начал разгоняться по взлётной полосе и плавно и не спеша оторвался от земли, устремившись ввысь. На удивление, Пётр Алексеевич не испытал каких-то особенных ощущений, никакой свободы полёта. Но зато было безумно интересно. Пётр Алексеевич с удовольствием рассматривал через иллюминатор удаляющуюся землю, часть крыла самолёта, доступную обзору с его места. Он вообще любил всё новое и необычное, получая от этого сильные и приятные эмоции. Со временем, конечно, полёты приелись, но Ручкин до сих пор умудрялся находить в них положительные моменты. Например, уровень комфорта и быстрота передвижения из одной точки в другую.
Самолёт продолжал снижение, журналист потеребил ухо, пытаясь снизить давление на барабанные перепонки. Взглянул в иллюминатор, за ним была темнота. Шесть утра по местному времени. Стюардесса по громкой связи сделала напоминания о том, что все пассажиры должны быть пристёгнуты, спинки кресел переведены в вертикальное положение, а шторки иллюминатора должны быть открыты. Петра Алексеевича долгое время не давало покоя, зачем шторки должны быть открыты? Его всегда интересовали новые слова или непонятные для него моменты в каких-либо областях. Со временем у него в голове накопилась приличная база неизвестных для него моментов, и время от времени, при случае, Ручкин находил объяснение чему-либо, переводя этот уже известный для него факт в другой раздел мозга. Недавно он выяснил и про шторки. Оказывается, всё довольно просто. Во-первых, глаза пассажира должны привыкнуть к естественному освещению, тогда они или бортпроводники смогут видеть, что происходит за бортом. Это позволит своевременно сообщить о возникновении нештатной ситуации экипажу. Во-вторых, в случае аварийной посадки спасатели смогут видеть, что происходит в салоне. В-третьих, при жёсткой посадке пассажир может пораниться, так как пластмассовая шторка может расколоться. И в-четвёртых, это помогает ориентироваться в пространстве. Человек видит, в каком положении самолёт находится в данный момент относительно земли.
Вспоминая всё это и глядя в иллюминатор, Ручкин увидел огни посадочной полосы. Пару минут, небольшой толчок от столкновения шасси с асфальтом, торможение и аплодисменты пассажиров. Теперь пара минут буксировки, соединение с телескопическим трапом, и он будет в здании аэровокзала.
Пройдя паспортный контроль, Пётр Алексеевич поспешил к месту выдачи багажа. В небольшом чемоданчике находился кинжал, так как на борт пронести его не разрешили. Ручкин чувствовал, что с чемоданом всё в порядке. Он ощущал, что у него с кинжалом налаживается какая-то связь. Наконец, заметив свой чемодан, журналист ловко подхватил его и направился в сторону выхода, по пути поменяв в автомате немного денег на местные драмы. Курс тут был не очень выгодный, но вариантов особых не было, так как нужно было расплатиться за такси и снять номер в гостинице.
Выйдя из аэропорта, Ручкин вдохнул теплый воздух. На улице было плюс четыре. Согласившись ехать с первым же подошедшим к нему таксистом и уютно откинувшись на заднем сиденье в обнимку с чемоданом, журналист принялся рассматривать очертания города. Столица пока ещё спала. В Ереване Пётр Алексеевич был первый раз, поэтому попросил таксиста довезти его до гостиницы, находящейся, где-нибудь в центре. Минут через десять, подъехав к зданию гостиницы, он расплатился с таксистом, зарегистрировался на стойке администрации и поднялся в номер. Номер был небольшой и не очень уютный. Но особого комфорта Ручкину и не требовалось. Распаковав чемодан и сразу спрятав под рубашкой кинжал, журналист принялся размышлять о том, как поступить дальше. Вариант был один: дождаться начала рабочего дня, найти машину до Гегарда и поехать туда. А что потом? А вот этого Пётр Алексеевич не знал. Сняв ботинки и верхнюю одежду, Ручкин решил поспать пару часов, ведь последний день отнял очень много сил. А они ему ещё пригодятся, он это чувствовал.