— Алло, — раздался голос Монахова в трубке.
— Здорово, Гена, — поприветствовал его журналист, — как жизнь, как Новый год встретил?
— Хорошо, — сумбурно ответил Геннадий, — ты даже не представляешь, зачем я тебе звоню!
— Ты меня прям заинтриговал. И зачем же?
— Сидел я вчера в компании одного уважаемого человека за чашечкой чая, и он мне кое-что интересное рассказал.
— Даже так! Что за человек? Что рассказал?
— Одноклассник мой. Работает заведующим отделения в психиатрической больнице.
— Всегда приятно иметь друга-психиатра, — весело подметил Ручкин, — особенно в наше время.
— Ты не спеши ёрничать, — осадил его Монахов, — он частенько, когда мы встречаемся, рассказывает мне интересные случаи.
— Кто о чём, а вшивый о работе.
— Да подожди ты, дай договорить.
— Всё, молчу, говори.
— Поступил к ним недавно пациент, без документов, без всего. Кто, откуда, неизвестно. Но самое интересное то, что пациент мнит себя каким-то божеством. Называет себя чуть ли не богом и всё время повторяет, что расправится с хранителем.
Ручкин напряженно замолчал.
— Чего молчишь-то? — спросил Геннадий.
— А что сказать? Мало ли какой бред несёт психически больной человек.
— Ну да, ну да. А ещё он произносил такие слова, как кинжал и Анна. Никаких ассоциаций не всплывает?
— Всплывает, — недовольно ответил Пётр Алексеевич. — Но мало ли тому объяснений?
— Какие, например? — удивлённо спросил историк.
— Мог где-то слышать, например от Анны Серафимовны. Кто знает, чем она занималась последние пятьдесят лет? Или, например, Аветис кому-нибудь проговорился, а тот со временем сошёл с ума, вот теперь это и всплывает при болезни в виде бреда.
— Ну, вроде как логично, но, согласись, странно. Ты бы не хотел проверить эту историю?
— Нет, — категорически ответил Ручкин. — Даже если этот человек и имеет какое-нибудь отношение к хранителям, это уже не моё дело. Я сложил с себя полномочия. Да и приключений с меня хватит. Наелся я ими на всю жизнь.
— Ты уверен?
— Да.
— Ну что ж, — произнёс Геннадий, — значит, тебе пора как журналисту на покой. Ну, ничего, будешь вести какую-нибудь кулинарную передачу, писать статьи про надои коров. Тоже ведь работа. Но, если передумал, я договорился на завтра с врачом, он разрешил поговорить с этим пациентом.
— Пока, — злобно ответил Пётр Алексеевич, — и отключил телефон.
Приоткрыв окно, он закурил сигарету и включил радио. Откинувшись на спинку сиденья, он с шумом выдохнул дым в белый потолок автомобиля. Конечно же, он поедет. Никуда не денется. Осталось только объяснить жене свой очередной отъезд в праздничные дни. Выкинув недокуренную сигарету в окно, он воткнул передачу и тронулся в сторону дома.
Автомобиль подъехал к шлагбауму и остановился.
— Всё, дальше пешком, — сказал Монахов, кряхтя, вылезая из машины.
Ручкин заглушил мотор, закрыл дверь, пикнул сигнализацией и огляделся вокруг. Территория больницы была большая. Они стояли возле шлагбаума, рядом с которым располагалась будка охраны. Вдали виднелись множественные корпуса больницы. Среди них были как двух-, так и пятиэтажные здания.
— Сколько же здесь корпусов? — спросил журналист.