— Возьмите это, — сказал он, протягивая автомат Юрию. — Под пиджак, под пиджак… Ну вот, отлично. Надо торопиться, Инкассатор. Что там с картой? Ага, вижу, прекрасно… Ну, ходу, ходу, рассиживаться некогда!
Уже в машине, затолкав автомат под сиденье, Юрий спросил:
— Что-то случилось?
— Вы очень наблюдательны, — с непривычным сарказмом в голосе ответил Полковник, рывком выводя машину со стоянки. — Да, случилось. На имя Казакова поступила бандероль, в которой обнаружен безымянный палец левой руки. Палец женский, на пальце имеется кольцо, принадлежавшее Даше Казаковой… — Он помолчал, ожесточенно играя педалями и вертя руль, чтобы избежать лобового столкновения с отчаянно сигналящим туристическим автобусом. — Дьявол! Мне едва удалось уговорить Казакова впустить в дом криминалиста, чтобы тот обследовал Дашину комнату на предмет отпечатков.
— Черт возьми, — ошеломленно проговорил Юрий. — Они что там, совсем с ума посходили?!
— Не исключено, — сквозь зубы ответил Полковник. — Хуже, если бандероль отправили не они.
— Что? Как это?
— Видите ли, — с убийственной вежливостью сказал Полковник, — мне только что сообщили, что люди Паштета покинули свои наблюдательные посты вокруг банка и дома, где живет Казаков, и отбыли в неизвестном направлении — все до единого. Так вот, я очень боюсь, что это направление мне известно. Собственно, и вам тоже. Вы ведь так старательно прочертили его на карте…
— Е-мое, — привычно сказал Юрий, а потом наклонился и проверил, легко ли вынимается автомат из-под сиденья.
Глава 15
Откладывать дело в долгий ящик они не стали: сидеть в этой дыре и кормить комаров до второго пришествия никому не улыбалось, да и Хохол требовал поскорее все закончить. Паштет самоустранился, громко, во всеуслышание, объявив, что киднеппинг — не его специальность. Да и вообще, по уговору деньги, все два миллиона, должны были достаться Хохлу, так в честь какого праздника, спрашивается, Паштет должен пачкать руки? Он ограничился тем, что отправил на хутор Долли в качестве наблюдателя, и, занимаясь повседневными делами, стал ждать, чем все кончится. Улучив момент, он очистил дом и машину жены от подслушивающих устройств и не без удовольствия отправил горсть миниатюрных микрофонов в мусоропровод — пускай на помойке крыс подслушивают.
Долли было велено действовать по своему усмотрению. Свободы его Паштет не ограничивал, требуя только одного — своевременной информации об изменениях обстановки. Поэтому, когда дошло до дела, Долли, нормальный деловой пацан, не стал отсиживаться в кустах. Тем более что самую опасную часть операции Грицко и этот фраер, чем-то сильно не потрафивший Паштету, взяли на себя, а Долли всего-то и пришлось, что немного покараулить девчонку.
Впрочем, караулить девчонку тоже оказалось не так просто. Во-первых, она смотрела волком и явно прикидывала, как бы ей половчее сделать ноги. Но это бы еще полбеды; главная беда заключалась в том, что трогать девчонку Паштет запретил под страхом смерти, а просто сидеть, смотреть на нее и не трогать — это оказалось очень затруднительно. Попробуй-ка не тронуть, когда девочка — первый сорт, а делать все равно больше нечего! Даже телевизора нет, чтобы отвлечься…
Впрочем, обещание Паштета снести башку, если он хоть пальцем прикоснется к девчонке, отвлекало Долли от игривых мыслей, и утро они с Дашей Казаковой провели скучно: сидели каждый в своем углу и смотрели в разные стороны. Пару раз Долли пытался завести с нею разговор на нейтральные темы, но девчонка отвечала угрюмо и односложно, а то и вовсе молчала, равнодушно глядя в заросшее мохнатой грязью окно. Ну, да оно и понятно: причин для радости было маловато.
Потом вернулись эти двое хохлов, Грицко и Юрченко, которые с утра укатили в райцентр на обшарпанной ржавой «девятке», накануне угнанной пацанами Паштета в Москве. План у них был простой: пару раз прошвырнуться туда-сюда по шоссе, посадить в машину первую попавшуюся бабу подходящего возраста, которая будет ловить попутку, и привезти ее, дуру, на хутор. Судя по грохоту, который дети солнечной Украины учинили в сенях, мышеловка сработала и вернулись они не с пустыми руками.
Дверь в сени со скрипом распахнулась, и хохлы ввалились в дом, волоча под локти какую-то девку, по виду — стопроцентную лохушку. Руки у девки были связаны за спиной, на голове красовался белый мешок из-под сахара, мешавший разглядеть лицо, а ногами она отчаянно лягалась, брыкалась и цеплялась за все подряд, из чего следовало, что упрямства у нее гораздо больше, чем ума. Ноги у нее были короткие, зад широкий, низко посаженный, плотно обтянутый дешевыми вьетнамскими джинсами. Очень удобный был зад, особенно для того, чтобы дать хорошего пинка. Из-под мешка доносилось яростное мычание, и Грицко, которому все это, похоже, уже успело надоесть, едва успев втащить свою добычу в дом, первым делом сделал именно то, о чем подумал Долли, — дал лохушке такого пинка, что та не удержалась на ногах, стремительно, головой вперед пересекла комнату и приземлилась точнехонько на кровать, да с такой силой, что едва не развалила это ветхое сооружение.