Хохол не успел ответить, потому что лежавший на столе телефон Паштета вдруг ожил и задорно, хотя и немного пискляво, исполнил первые такты классического канкана. Паштет накрыл его ладонью, нажатием кнопки оборвал мелодию и поднес телефон к уху.
— Ну?
— Это Павел Павлович Пережогин? — вежливо, но сухо осведомился незнакомый Паштету голос.
— Ну, — сказал Паштет.
— Здравствуйте, Павел Павлович, — сказал голос. Он не глотал окончания, не называл Паштета Пал Палычем, как это делали все, кому взбредало в голову именовать его по всем правилам, а прямо так и говорил: «Павел Павлович», как будто это имело какое-то принципиальное значение. — Прошу вас выслушать то, что я сейчас скажу, с предельным вниманием и сделать из услышанного правильные выводы. От этого, Павел Павлович, может зависеть не только ваша дальнейшая… гм… карьера, но и жизнь.
— Чего-о-о?! — агрессивно протянул Паштет, очень не любивший, когда ему диктовали условия, пугали и вообще давили на психику. — Ты чего гонишь, козел? Ты кто, вообще, такой?
— Мы с вами незнакомы, — все так же спокойно и деловито проинформировал голос в трубке. — То есть это вы со мной незнакомы, а я вас знаю как облупленного. И вот что, Павел Павлович: быковать и распускать пальцы веером вы можете перед Хохлом, а мне недосуг отвечать на риторические вопросы типа «Кто ты такой?». Поэтому слушайте и не перебивайте, это в ваших интересах. Я не собираюсь вас шантажировать или пугать. Мне просто надо обсудить дело, которое не терпит отлагательств. Вы будете слушать?
— Ну, — сказал Паштет и недоумевающе пожал плечами в ответ на вопросительный взгляд Хохла. — Придурок какой-то, — сказал он, прикрыв микрофон ладонью.
Правда, в том, что с ним разговаривает придурок, Паштет сильно сомневался. Про Хохла-то он знал! Значит, мог знать и многое другое.
— Для начала представлюсь, — продолжал незнакомец. — Меня зовут Александр Евгеньевич, но вы можете звать меня Полковником — вам это, наверное, привычнее, да и мне тоже. Я возглавляю службу безопасности «Казбанка» и в данный момент занимаюсь поиском пропавшей дочери небезызвестного банкира Казакова, которая, по некоторым данным, была похищена с целью получения выкупа.
— Какого… — начал Паштет, но его вежливо перебили.
— Заткнитесь и слушайте, — приказал Полковник. — Мне известно, что в последнее время вы, Павел Павлович, проявляли повышенный интерес к банкиру Казакову и его дочери. У меня хранятся снимки, на которых запечатлены ваши люди, ведущие наблюдение за банком и квартирой Казакова. Далее, рядом со мной в данный момент находится живой свидетель того, как вы лично, как какая-то, извините, сявка, путем вульгарного взлома проникли в принадлежащий Казаковой коттедж на территории Бельгии… Не верите? А челюсть вас уже не беспокоит? Мой знакомый передает вам привет и предлагает провести еще один раунд — без Долли, Грицко, Хохла, ножей и фомки. Только я вам искренне не советую соглашаться, он уже поправился и находится в отличной форме.
— Фуфло, — сказал Паштет, который уже понял, что это не фуфло.
— У меня нет времени на бессмысленные споры. — сказал Полковник. — Но на чем вы ездите, Павел Павлович? Одной вашей машины с головой хватит, чтобы упрятать вас надолго, если не навсегда.
— Короче, — сдаваясь, сказал Паштет и бросил свирепый взгляд на Хохла, который в данный момент ничего не жрал, но зато с упоением ковырялся в зубах.
— С удовольствием, — согласился Полковник. — Мне тоже, знаете ли, наша беседа не доставляет радости.
Так вот, Павел Павлович, имейте в виду: если с Дашиной головы упадет хотя бы волос…
Он сделал многозначительную паузу, и Паштет воспользовался ею для последней отчаянной контратаки.
— И что? Что тогда, а? — нагло осведомился он.
— А вы спросите об этом у Лехи Черного, — посоветовал Полковник. — Спросите у Летяги, у Батона, поговорите на эту тему с Крысоедом… Перечислять дальше? Наверное, не стоит. Все ваши знакомые, которых я упомянул, лежат на разных кладбищах — все, кроме Летяги, он зарыт далеко от Москвы, и не на кладбище, а на помойке, вернее, на свалке… Для вас это новость? Ну, так поделитесь ею с друзьями, если успеете. Словом, затрудняться, объезжая одну за другой их могилы, вам, наверное, не стоит. Если угодно, я выражусь яснее: целость вашей шкуры, Павел Павлович, с этой минуты находится в прямой зависимости от состояния здоровья и психики Даши Казаковой.
— Один момент, — перебил его Паштет. — Теперь ты меня послушай. За пацанов ты мне ответишь, а что до нашего базара, то я не при делах, понял? Зуб даю!