— Зубы надо беречь, — сказал Полковник. — Послушайтесь моего совета, я ведь много старше вас: не разбрасывайтесь зубами, а то оглянуться не успеете, как придется переходить на манную кашу! Я охотно верю, что превратить мнимое похищение в настоящее — не ваша затея. Тем не менее я повторяю: ответственность будете нести вы. В конце концов, этот беспредел творится на вашей территории, Паштет, и творится он приезжими гастролерами… Словом, делайте что хотите. Хотите — уговорите Хохла, хотите — убейте, но чтобы девушка была цела! Я знаю, где она, и у вас осталось совсем мало времени на то, чтобы обезопасить свою шкуру и сохранить лицо. У меня все.
— О своей шкуре заботься, гнида! — свирепо прорычал Паштет в короткие гудки и нажал на кнопку отбоя с такой энергией, словно хотел раздавить аппарат в лепешку.
— Проблемы? — невинным тоном спросил Хохол.
Паштет поднял на него тяжелый взгляд. Хохол, полузакрыв глаза от удовольствия, посасывал из высокой стеклянной кружки ледяное светлое пиво. Не только тон, но и вид у него был самый что ни на есть невинный — ни дать ни взять провинциал, впервые в жизни посетивший столицу. Впрочем, по виду Хохла никогда нельзя было догадаться, о чем он думает. Тут даже логика и информированность не всегда помогали; в острых ситуациях Хохол думал и действовал не как все нормальные люди, оттого-то его непредсказуемость и вошла в поговорки. Но вот догадался ли он, что ситуация и впрямь внезапно обострилась? «Первым делом сверну башку Долли, — подумал Паштет. — Даже череп этому фраеру не сумел по-человечески проломить! И на тебе, пожалуйста, — в самый неудобный момент этот недобитый козел выскакивает прямиком в службу безопасности “Казбанка”!»
Между прочим, то, что бельгийский незнакомец оказался связанным с «Казбанком», многое объясняло, в частности его внезапное появление там, в особняке. Если верить Юрченко, они с Дашей к тому времени уже начали свой спектакль, и незнакомец мог быть одним из тех, кого послали на розыски. А это означало, что Полковник привык действовать очень быстро…
Еще это означало, что Екатерина Пережогина не имела к тому нападению никакого отношения. Впрочем, сейчас речь шла не об этом, а о Хохле. Догадался или не догадался? Почуял или нет?
И еще: сказать ему, в чем дело, или не сказать?
Увы, Паштет знал, что от этого ничего не изменится. В данный момент имела место одна из тех редкостных ситуаций, когда предсказать действия Хохла было просто; вцепившись в деньги, он их уже не выпустит.
Паштет вспомнил заметку в газете, которую в доказательство правдивости своего рассказа показал им Юрченко. В заметке этой, помнится, содержался туманный намек на то, что дочь Казакова похищена с целью оказать через банкира давление на некие круги, близкие к Российскому правительству. Заметка была чепуховая; непонятно было, кто это отважился, не проверив, пустить в печать подсунутый Юрченко фуфель, однако упомянутый намек даже Паштета навел на кое-какие размышления. Что уж говорить о Хохле! Он наверняка уже прикинул, каким манером свернет банкира Казакова в бараний рог. Недаром же он вскользь упомянул о каких-то своих делах с Казаковым и обозвал того сволочью! За Хохлом стояла тяжелая промышленность Украины, и вряд ли он упустил бы возможность подмять под себя «Казбанк». Это были кредиты, инвестиции, рынки сбыта — словом, сумасшедшие деньги, огромная власть. Так неужели Хохол откажется от этого лишь ради спасения шкуры Паштета?
Да и что Паштет мог ему сказать? «Знаешь, Хохол, мне только что позвонил незнакомый человек, назвался директором службы безопасности «Казбанка» и обещал меня закопать, если с Дашей Казаковой что-нибудь случится» — так, что ли, он должен был выразиться? Так ведь это же курам на смех! «Не знал, что тебя так легко напугать, Паша, — скажет ему Хохол. — И вообще, у меня свои проблемы, а у тебя — свои. Улики ведь против тебя, верно? Вот и разберись с этим Полковником, как ты умеешь».
И весь разговор. Конечно, Паштет своих не продает! Даже если бы захотел, наверное, не смог бы, потому что пуля в затылок, пущенная из-за угла, — отличный способ заставить молчать кого угодно. Да Полковник и не нуждался в информации, он и так знал все. Единственное, чего он требовал, это обеспечить безопасность девчонки — не больше и не меньше. Ничего себе требование!
Того же, кстати, требовала и жена Паштета во время памятного разговора перед его отъездом в Бельгию: «Девушку надо спасти…» Черт подери, далась им эта девушка! Сама ведь напросилась, сама все это затеяла, а теперь, видите ли, Паштет должен ее спасать! Делать ему больше нечего!
Но кое в чем Паштет был согласен с Полковником: Хохол самым бесцеремонным образом хозяйничал на его, Паштетовой, территории, и то, что он здесь творил, действительно начинало смахивать на беспредел. Так что насчет сохранения лица Полковник был прав: такие вещи в тайне не остаются, слухи о них разносятся широко, и из слухов этих делаются соответствующие выводы. А выводы простые: если Паштет стерпел такое от Хохла, значит, стерпит от кого угодно. Значит, сдулся Паштет, постарел, размяк; значит, налетай, братва, дели ничейный пирог!