— Далее, Даша арендовала на неопределенный срок целый коттедж в одном из пригородов Льежа и вместе со своим приятелем регулярно уезжала туда на все выходные, а иногда и среди недели, манкируя занятия. Кроме того, она приобрела на свое имя спортивный «БМВ» последней модели, но ездит на машине в основном ее дружок…
— Деньги на машину дал я, — перебил Казаков.
— Ну а то кто же?
— Да, действительно, — кислым тоном согласился банкир и вдруг протяжно, с тоской пропел в трубку:
Девки в озере купались,
Член резиновый нашли.
Целый день они е…,
Даже в школу не пошли…
Полковник вздохнул. У банкира Казакова были припасены матерные частушки на все случаи жизни, и он прибегал к ним, не взирая на обстоятельства и лица. Но сейчас… Нет, частушка, как водится, попала не в бровь, а в глаз, но все-таки речь шла о его родной дочери! Единственной!
— Этот… похититель… Он ведь тоже звонил из Бельгии, так? — сказал Казаков после короткой паузы.
— Так, — согласился Полковник. — Но делать выводы рано. Пока, повторяю, все указывает на то, что это инсценировка, как вы и предположили в самом начале. Однако возможность того, что похищение действительно имело место, пока не следует сбрасывать со счетов. Это могли сделать совершенно посторонние люди, какими-то путями собравшие информацию о Даше, но мне кажется более вероятным предположение, что Дашу удерживает в заложниках ее приятель. Вы перекрыли ему кислород, отказавшись перевести на Дашин счет пятьдесят тысяч, вот он и пошел ва-банк. У таких людей, как правило, деньги в карманах не задерживаются, и, если Даша перестанет его кормить, он просто подохнет с голоду, как клоп в стеклянной банке.
— Дьявол, — сказал Казаков. — Может, зря я не кинул им эти пятьдесят кусков? Пусть бы подавился, подонок!
— Не подавился бы, — заверил его Полковник. — Некоторые женщины, а также альфонсы и шантажисты, никогда не перестают требовать денег, и им всегда мало, сколько ни дай. Тем более речь идет об украинце…
— О ком?!
Голос у Казакова вдруг сделался таким страшным, что Полковник невольно вздрогнул от неожиданности и уронил пепел с сигареты прямо на галстук.
— Об украинце, — осторожно повторил он. — Мой источник, во всяком случае, утверждает, что он украинец. Акцент у него, говорит, украинский — легкий, почти незаметный, но иногда прорывается… А что такое?
— Этот сукин сын, этот похититель, сначала говорил со мной по-украински, а потом заговорил по-русски, другим голосом. Сначала я подумал, что это разные люди, а теперь припомнил, как звучали голоса, и могу спорить на что угодно, что он был один.
— Вот как? А мне вы этого не сказали.
— Забыл, не счел достойным внимания… Ну, забыл я!
— Ничего, — сказал Полковник. — Это не страшно, даже наоборот. Если это инсценировка, то для вас дело закончится всего-навсего неприятным разговором с дочерью. Хуже, если этот хохол действует заодно со своими приятелями…
— А у него есть приятели? — насторожился банкир.
— Насколько мне известно, нет, но я ведь не Господь Бог и всего знать не могу.
— Так чего ж ты меня тогда пугаешь?
— Я вас не пугаю, а просто излагаю версии. И потом, приятное разочарование лучше неприятного. Представляете, какое это будет облегчение, когда выяснится, что никакого похищения в помине не было!
— Да уж, облегчение… Мне с ней, между прочим, дальше жить — общаться как-то, в глаза смотреть… Ну, да ничего, перемелется — мука будет. Лишь бы с ней ничего не случилось! Кстати, а как ты все это узнал? Про хохла, про квартиру, про Льеж, про «БМВ»… Как, а?
— Это долгий разговор, — сказал Полковник, косясь на часы. — И к тому же не телефонный. В конце концов, если вы будете знать все секреты моей профессии, чем стану заниматься я? Пустые бутылки собирать?
На том конце провода приглушенно звякнуло стекло, Казаков отчетливо глотнул, крякнул и немного сдавленным голосом предложил:
— Если что, заходи. У меня этих бутылок…
«Да уж не без этого», — подумал Полковник, но промолчал. Он знал своего работодателя как облупленного и понимал, что в данный момент любая его реплика непременно потянет за собой целый хвост полупьяных рассуждений, плоских шуточек и жалоб на неблагодарность человечества вообще и потомства в частности.
Уловка не помогла.
— Все секретничаешь, — недовольно пробормотал Казаков, что-то жуя. — Мои-то секреты, небось, давно все выведал, а свои бережешь… А?
— Работа такая, — сказал Полковник.
— Работа… Какая там еще работа? Уже полчаса по телефону треплешься за мой счет, время у меня отнимаешь, а туда же — работа…