И тотчас же молодое солнце обдало его струящимся щедрым золотом первых лучей, из степи потянуло крепкими запахами трав, и тополь стукнул о стекло крутой прохладной веткой.
1952
ПРОФЕССОР КОЖЕДУБ
Первой прошла через вестибюль немолодая полная женщина с черными густыми бровями. Лицо у нее было озабоченное, глаза глядели строго, и когда она надевала халат, то никак не могла попасть в рукав и долго сердито дергала рукою. Гардеробщица Нюся поправила ей халат, застегнула пуговку на манжете.
— Хорошая погода сегодня! — сказала Нюся, но женщина ничего не ответила и пошла к лестнице, тяжело и твердо шагая.
Вошел румяный толстяк с пухлым двойным подбородком, потом вошел аккуратный беленький старичок в очках. Переодеваясь, он поглядел на себя в зеркало и сделал губами такое движение, словно сдувал с носа муху. Появились, держась стайкой, студенты. Надевая халаты, они переговаривались. Долетали обрывки фраз:
— …Пересадить железу и дать ей питание через сшитый сосуд. Понятно?
— …И вдруг он говорит: «Вы будете мне ассистировать!» Я так и обмер!
Тяжелая дверь все время открывалась, кто-то входил, раздевался, поднимался по лестнице. В углу вестибюля, у окошка, сидела женщина. Когда открывалась входная дверь, женщина быстро и тревожно, как птица, поворачивала голову. Она всматривалась в вошедшего и долго провожала его глазами; лицо у нее было вопрошающее и растерянное, как будто она не могла решить, тот ли это, кто ей нужен. Вошедший поднимался по лестнице и исчезал за поворотом, словно растворялся вместе со своим белым халатом в косом и сильном снопе солнечных лучей, падающих на лестницу из коридора.
За поворотом лестницы шла таинственная, особая жизнь; оттуда доносились приглушенные голоса, шаги. Иногда женщине казалось, что она слышит отдаленный, протяжный шелест, похожий на вздох или стон. Тогда она вся напрягалась и вытягивала шею, прислушиваясь. Каждый человек в белом халате представлялся ей принадлежащим к суровому и недосягаемому высшему совету, решающему там, наверху, судьбу простых смертных.
Люди же, поднимающиеся по лестнице, в большинстве своем шли на совещание. Это было обычное совещание, на котором обсуждались очередные дела клиники. Рядом, в большой комнате, занимались со студентами. Палаты и операционные были расположены в другой части корпуса, и сюда, в вестибюль, доносились главным образом голоса санитарок, разносящих завтрак.
Обо всем этом женщина не знала. Она сидела в вестибюле с восьми утра, вглядывалась в лицо каждого, кто входил в клинику, и ей казалось, что все встревожены, озабочены и в самом воздухе вестибюля таится что-то тревожное, словно здесь стряслась какая-то беда. Так всегда бывает с людьми, поглощенными своим волнением.
Она успела разговориться с гардеробщицей и рассказать ей, что она — учительница начальной школы в маленьком волжском городе. На прошлой неделе она привезла в клинику свою дочь Аню и хочет, чтобы операцию делал сам профессор Кожедуб. Сейчас она ждет профессора: ей нужно поговорить с ним.
В вестибюле наступила тишина. Никто больше не входил, никто не раздевался у вешалки. Гардеробщица Нюся вынула из ящика вязанье. Учительница встала и подошла к ней.
— Профессор сегодня придет, как вы думаете? — спросила она дрожащим голосом. Она спрашивала об этом пятый раз.
И пятый раз Нюся с важностью отвечала ей:
— Может, и придет, но вы на прием не располагайте. Навряд он будет принимать, навряд.
— Нет, я все-таки подожду.
В одиннадцатом часу сверху спустился толстяк с пухлым подбородком, проходивший через вестибюль утром. Отдуваясь, он снял халат и надел пальто.
— Я пошел на прием в поликлинику, — сказал он гардеробщице.
— Профессор не приходили? — спросила Нюся, из деликатности сложив губы сердечком, и у нее получилось так: «прюфессор».
— Как не приходил? — воззрился на нее толстяк. — Он у себя! В девять часов прошел через северный корпус. Минута в минуту, как всегда… — Толстяк почему-то вздохнул.
Учительница вскочила со стула, словно у нее над ухом выстрелили.
Сбросив пальто, она выдернула из рук гардеробщицы халат и побежала наверх. Нюся даже присела от неожиданности. Всплескивая руками, она что-то кричала и суетилась возле вешалки. Но учительница не оборачивалась. Быстро поднявшись по лестнице, она исчезла за поворотом и ворвалась в тот торжественный мир, где, как ей казалось, решалась в эту минуту судьба ее ребенка. Маленькая и мужественная, в длинном развевающемся халате, она мчалась по коридору клиники.