Большое, грузное тело Назарова заколыхалось от добродушного смеха.
— Нет, Николай, ты просто невозможен… — прогудел он, как шмель, своим бархатным басом.
— Прилетел я, братцы, сейчас прямо с целины! — сообщил Савич, болтая ногами и осыпая гранки, лежащие перед Клавдией Леонидовной, папиросным пеплом. — Интереснейшее место на планете!
— Вы после каждой поездки говорите, что были в самом интересном месте, — снисходительно заметила Клавдия Леонидовна, отодвигая от Савича гранки. Она хорошо к нему относилась, и Савич этим беззастенчиво пользовался.
— Нет, вы только послушайте! — сказал Савич с жаром и перевернул бокальчик с аккуратно отточенными карандашами. — Вы послушайте, что там происходит…
И он принялся рассказывать.
Назаров, усевшись удобней, внимательно слушал его. Клавдия Леонидовна замерла у стола.
Никто не знал, как любила она эти вечерние беседы! За всю свою жизнь она не ездила никуда далее редакционного дома отдыха в Фирсановке. Но почти каждый вечер в маленькую редакционную библиотеку забегал, вернувшись из командировки, кто-нибудь из сотрудников, и заведующая бюро проверки, затаив дыхание, слушала рассказы о поездках, о встречах с людьми, о незнакомых городах, краях и странах. Потом из этих рассказов получались очерки или корреспонденции, и Клавдия Леонидовна, надев очки, читала гранки, изредка строго произнося:
— Вот об этом он мне рассказывал значительно интересней!
Савич уже не впервые ездил на целинные земли и всякий раз рассказывал Клавдии Леонидовне о своих поездках. Она знала в том районе все совхозы, все села, всех людей. И сейчас, слушая Савича, она изредка прерывала его и спрашивала взволнованно:
— Ну, а в райкоме что вам сказали?
— Сейчас я все расскажу подробно… — Савич сбросил пепел прямо в коробочку с канцелярскими скрепками. — Прихожу я к секретарю райкома…
В это время в библиотеку, переваливаясь на ревматических ногах, вошла старенькая курьерша и молча положила на стол свежие, влажные гранки. Клавдия Леонидовна посмотрела на них затуманенными глазами, но тут же ее лицо приобрело свойственное ему выражение холодного достоинства.
— Прошу вас перейти в другую комнату, — сказала она официальным тоном и придвинула к себе гранки.
Не успела она проверить три заметки, как принесли статью о конференции лейбористов, которая шла вместо статьи об Индонезии. Потом выяснилось, что обзор читательских писем сняли, а на его место поставили две колонки «Об уборке картофеля». Отдел литературы и искусства срочно сдал рецензию на новый фильм. Словно в наказанье за минуты тишины материалы шли потоком, и Клавдия Леонидовна, прямая и строгая, проверяла, ставила на полях «птички», звонила по телефону, вносила исправления…
Пришел пухлый и томный Шмелев, дежурный отдела информации, и стал торопить с проверкой материалов для первой полосы. Клавдия Леонидовна сухо попросила его не мешать работать и, не удержавшись, намекнула, что она только что проверяла его заметку о пуске нового гидрогенератора, где вместо «ротор» было написано «мотор». Шмелев обиделся и сказал что-то резкое, а она невесть почему тоже разгорячилась и даже почувствовала, как неприятно сжалось и кольнуло сердце. Она посидела секунду, закрыв глаза. Потом надела очки и снова взялась за работу. Это была заметка о научной конференции.
— Я иду к себе в отдел, — высокомерно сказал Шмелев. — Пришлите, пожалуйста, гранки ко мне наверх.
Покончив с научной конференцией, Клавдия Леонидовна отправила заметку Шмелеву с курьером. Пожалуй, на сегодня — все. Она посмотрела на часы. Вероятно, редактор сейчас читает материалы последней полосы. Скоро конец. Клавдия Леонидовна глубоко вздохнула, — сегодня был трудный день.
В комнату вошел Павел Демьянович Сорокин, высокий человек с торчащей бородкой, всегда немного восторженный, говорящий громким, юношески звучным голосом. У Павла Демьяновича была особая специальность: он «вычитывал» готовые, подписанные к печати газетные полосы. Так же, как и Клавдия Леонидовна, он обладал феноменальной памятью и редким умением вылавливать неточности или опечатки. В отличие от Клавдии Леонидовны, с ледяным спокойствием сообщавшей о самой ужасной ошибке, он, мог поднять на ноги всю редакцию из-за какого-нибудь пустяка — к примеру, из-за того, что в названии журнала «Техника — молодежи» пропущено тире.