— Да, всякие люди приезжают! — вздохнула Марта Андреевна и тоже, как дочка, подперла рукой подбородок. — На прошлой неделе женщина-врач из Сталинграда у нас две ночи ночевала. Знаменитый хирург. Можете себе представить, такие выражения у этого знаменитого хирурга, что уши вянут! «Я, говорит, люблю пользоваться русским языком во всем его многообразии». А по виду вполне серьезная женщина, в очках, даже волосы седые…
— Узнаю Раису Семеновну! — сказал Котенко, захохотав, и взял рака за хвост.
Каждый из нас уже съел добрый десяток раков, когда вдоль окон метнулся белый свет фар. С грохотом покатилось по ступенькам пустое ведро, кто-то негромко чертыхнулся, дверь распахнулась настежь.
— Приехал ваш Кузя… — пробормотала Анечка. — Радуйтесь.
В дверях стоял плечистый человек в голубой рубашке с короткими рукавами и в полотняных, изрядно измятых брюках. Лицо и руки его были почти черными от степного загара. Щеки, видимо выбритые утром, сейчас уже покрылись густой щетинкой, под глазом вздулся волдырь от комариного укуса; этот расцарапанный волдырь, похожий на синяк, придавал ему вид драчуна. Живые карие глаза в мохнатых ресницах весело блестели.
— Дивное зрелище! — закричал он с порога. — Гости есть, раки есть, пиво есть… Общее здрасьте, как говорят в Ростове! Немножко запоздал, извините…
— Где тебя носило, Кузя? — спросил Котенко, обсасывая рачью клешню. — Я ж просил диспетчера, чтоб ты позвонил…
— Не мог позвонить, брат… — виновато сказал хозяин и сел на табуретку. — Комиссия шлюз принимала.
Жена и теща, как по команде, перестали есть и обе уставились на Кузю.
— Ну, и что? — серьезно спросила Анечка.
— Все строительные работы приняли на «отлично», — сказал Кузя, широко улыбаясь, и каждая складочка, каждая морщинка на его загорелом, заросшем щетиной лице залучились простодушной, почти ребяческой радостью. — Замечательно прошла приемка! Один член комиссии так и сказал: «Хочется поздравить весь ваш коллектив с такой работой. Просто, говорит, придраться не к чему, все в ажур сделано…»
— А на седьмом участке как? — быстро спросила жена.
Кузя поднял левую бровь.
— Всыпали крепко. У них с отделкой не все слава богу, как говорится…
— Это у Селезнева, что ли? — спросил Котенко.
— Ага… — Хозяин потянулся и положил себе на тарелку помидор.
Теща молча положила ему три рака. Я заметила, что старуха отбирала самые крупные.
— А как у тебя насчет красоты? — спросил Котенко. — Без пейзажа сейчас, брат, в люди не выйдешь. Мурадьян, говорят, у себя на шлюзе такой сквер разбил, что не хуже Летнего сада в Ленинграде. А у тебя на площадке, когда я прошлый раз был, везде щепа, мусор, какие-то железяки ржавые…
— Железяки… — Кузя сощурился и с непередаваемым выражением упрека, лукавства и внутреннего превосходства посмотрел на гостя. — У меня, милый друг, сейчас такой шикарный цветник, какого в Москве не увидишь, ей-богу! Всю весну цветы выращивали, а сейчас пересадили прямо с землей. Как в сказке, честное слово… — Он помолчал и добавил со вздохом: — Я чуть не поседел от этой сказки, так боялся, что цветы не примутся. Жуткое дело!
— Настурции посадили? — строго спросила теща.
— Посадили, — сказал Кузя. — И львиную пасть посадили, и астры, и эту, как ее… вербену, что ли. Я ведь в цветах ничего не понимаю, в общем. Но сквер, знаешь, какой получился? Мурадьян может закрыться со своим Летним садом…
— Скоро уезжать придется отсюда… — сказала Анечка печально, как будто не она только что жаловалась на здешний климат. — Вишневый сад как подрос, а ведь своими руками сажали! Липки зацвели первый год. Достанется в наследство кому-то. Да еще сберегут ли сад? — она махнула рукой.
— А начальник назначение уже получил? — спросил Котенко.
— Есть слух, едет в Москву, в министерство. — Кузя вздохнул. — Золотая голова! — сказал он с уважением. — Многому он меня научил, ничего не скажешь…
— Слушай, Кузя, отчего ж у Селезнева на седьмом участке такой прокол получился? — спросил Котенко. — Все время шел впереди других, и вдруг комиссия у него работу не приняла. Что такое?
Кузя помолчал.
— Жи́ла этот Селезнев, — сказал он и отодвинул тарелку. — Сколько он мне крови испортил. Помнишь, как я без арматуры сидел? Мою ж арматуру тогда Селезнев перехватил.
— Как перехватил?
— Как? Закричал «Сарынь на кичку!» — и все. И захапал всю арматуру. А потом с невинным видом извинялся: «Ошибочка с нарядом произошла. Простите великодушно, Кузьма Федорович, завтра придет наша арматура, мы ее прямо к вам на участок доставим…» А их арматура пришла через десять дней.