- Выполни условие Мессии. Ты знаешь правила Братства.
- Я не подписывался на такое! - отец бросил перо на стол. Но в его голосе, кроме привычной выдержки проступил легкий страх. - Я не могу отдать ее вам!
- Можешь, - вклинился мужчина в разговор. - И отдашь.
- Вы не понимаете... она моя дочь, - отец уронил голову и сцепил над ней руки. Никогда не видела его таким. - Вы заставляете меня предать собственную дочь...
- От тебя требуется совсем немного. Подтолкнуть ее к нам.
- Я не могу!
- Пусть не мешает, - равнодушно протянул мальчишка. - Оливия едва не испортила нам все планы. Я хочу быть уверен, что Братство мне верно. Будь в стороне, Артур. Остальное не твоя забота.
- Я не позволю вам...
- Или мы расправимся со всеми, кто тебе дорог. Со всей твоей семьей. Одного за другим. Решай, что выбираешь. Отдать одну дочь, или потерять всю семью? - Мальчик покрутил чернильницу, бросил ее на стол и спрыгнул с табурета.
Вместе с мальчиком поднялось и его отражение в зеркале. Я испуганно вздрогнула, когда поняла, что в большом зеркале на стене отражаются три фигуры, и ни одна из них не принадлежит ребенку. Но так ведь не бывает! Я до боли закусила губу, чтобы сдержать возглас удивления и даже страха. Только плотнее забилась в тень, прижимая к груди растерзанную книгу.
- Я хочу домой. И мороженое хочу! - капризно протянул мальчишка, дергая мужчину за рукав. - Пойдем скорее, я устал!
Мужчина послушно поднялся, пристально посмотрел на моего отца и покачал головой.
- Послушай... не делай глупостей. Ты ничего не изменишь, - тихо сказал он, будто боялся, что мальчик, убежавший к двери, услышит. И вышел из кабинета.
Отец долго сидел с опущенной головой. Я заерзала, у меня затекли ноги, и я тоже, прямо как мальчик, устала. Уходи уже. Ну что ты сидишь?
Отец внезапно поднял голову, поднялся, посмотрел прямо на занавески... Не успела я пикнуть, как он подошел и резко отдернул штору.
- Ханна! - зарычал он в ярости, хватая меня за волосы и стаскивая с подоконника. Я пиналась, но только когда укусила его за руку, смогла вырваться и отскочить к шкафам.
Я попятилась. Рука у отца тяжелая, а мне часто от него доставалось из-за Ари. Ари любимица. Не приведи духи, ее кто обидит! Пылинки сдувает, ни дать ни взять, любящий папочка.
- Перескажи, что слышала, - четко потребовал отец. Я упрямо поджала губы, мечтая убраться из этого кабинета. Вопрос ведь с подвохом. - Ханна. Что-ты-слышала?
- Ничего я не слышала! - закричала я, топая ногами. - Ничего!
Обогнув отца, я попыталась кинуться к двери, но отец схватил меня за воротник, приподнял и опустил ровно на то же место, с которого я бежала.
- Если кому-нибудь скажешь, Ханна, я накажу тебя. Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах, не рассказывай, что слышала! Поняла?!
Я хмуро кивнула. Отец опустил руку, и я проскользнула к двери. Но в дверях затормозила. Обернулась и с ненавистью посмотрела на фигуру отца.
- Ненавижу тебя! - крикнула я с чувством. И, прежде чем отец смог отреагировать, помчалась по коридору.
***
Это были, пожалуй, последние мои слова отцу. С тех пор я его не видела ни разу. Жалела ли я? Ничуть. Я ненавидела его раньше, и за эти годы ничего не изменилось.
Пыль разлетелась в разные стороны, когда я, потянув за шнур, отодвинула тяжелые занавески. Позолоченные уголки рамы выцвели, в замысловатых узорах скопилась грязь. Осторожно, стараясь не испачкаться, я дотронулась до старого полотна и поморщилась, обнаружив на пальцах черный слой.
- Рина! - отступив, я присмотрелась к стене. Девка совсем обленилась! Зачем только эту лентяйку кормим?!
Вульгарка как в воду канула. Я выкрикнула имя еще раз и, стараясь не смотреть в зеленые, с оттенком стали, глаза отца, потянулась к шнуру. Этот портрет выводил меня из себя, заставлял чувствовать виноватой: за последние годы я открывала портрет два раза - чтобы вычистить пыль.
Но мы квиты: он смотрел на меня и того меньше, пока был жив. Отец осуждал меня. Что бы я ни делала, всегда оставалась в тени Ари. И даже сейчас, после стольких лет, зеленые глаза отца смотрели на меня неодобрительно.
Я помедлила, рассматривая портрет. Форма Стража, невыносимо строгая, подчеркивала идеальную фигуру отца. Он смотрел на всех свысока, гордо, словно ждал, что ему будут повиноваться. Одна рука спокойно лежит на спинке кресла, другая - у самого ворота. Там, где нарисован кулон. Казалось, этот кулон душит отца.
Перечеркнутая спираль. Задумавшись, я наклонилась, внимательно разглядывая кулон. Похож на кулон Наты...