— Ну, да. В ящик с уже написанным именем египтяне никогда другого не положат — иероглифы перепишут для нового владельца. Взять того же Псусеннеса или Тутанхамона… Для жителей с берегов Нила — это негласный закон. Уничтоженное имя — страшнейшее проклятие тех времен, — задумался, прокручивая в голове исторические факты в поисках прецедента. — Или из него сделали предупреждение тем, кто посмеет проникнуть в гробницу. А, может быть, его не должны были опознать, если найдут? Что должен, бедняга, такое сотворить, чтобы… — я осекся, пытаясь сформулировать роившиеся мысли. — Свидетель! Его убрали как свидетеля! Нет имени — нет вопросов! — воскликнул я, внезапно осененный такой догадкой. — Там, внизу, находится то, о чем никто не должен знать!
— Или кто и о ком… — грустно добавила археолог. — Значит, мы на месте преступления?
— Станем детективами? — задумался о надвигающихся приключениях. — Возьмешь в команду?
— Беру! — улыбнулась она. — Готовься! Завтра начинаем.
Глава 2
С рассветом мы выехали из Каира в сторону Саккары, где рабочие ждали нашего возвращения. Сделать предстояло многое: сначала закрепить стены шахты, ширина которой была примерно два на два метра, затем усилить подъемный механизм с учетом глубины в несколько десятков метров и начать вытаскивать камни и песок… Я уходил на раскоп контролировать весь процесс, Стефи же устраивалась на отвале еще раз проверять все, что вытаскивали рабочие.
Еще никогда в моей жизни не было столько ветра, солнца и песка, который забивался в ботинки, оседал толстым слоем на рубашке и широкополой шляпе. Я оказался настолько неприспособлен к полевым работам, что по несколько раз за день отсиживался под навесом, остывая от жары с мокрой повязкой на голове и стаканом ледяной минеральной воды в руках. Зато Аджари комфортно чувствовала себя в песках любимой Саккары и постоянно напоминала, что в таких условиях заработать ангину парой глотков очень холодной жидкости проще простого.
В таком режиме проработали пару недель. За это время мы не нашли ни одного предмета, но и до конца тоже не докопали.
— Если через три метра не будет дна — сверну раскопки, — удрученно произнесла она, бросив взгляд в сторону бесконечной шахты, — иначе тут будут уже современные трупы.
— Вот так сдашься?! — приободрил ее. — Не твой стиль.
— Это не шутки, Джон. Леса трещат по швам от глубины и нагрузки. Воздуха очень мало, места тоже. Мы и так на тридцать метров ушли вниз! Шахты такой глубины во всей Саккаре и Гизе по пальцам пересчитать можно. У рабочих перерыв. Бери лопатки, полезем — посмотрим, как там дела.
Стефи оказалась права: жуткая темнота, духота, прогнувшиеся доски, скрипевшие от каждого движения веревки с корзиной… Как только древние строители работали в таких условиях? Нас хоть спасал старый дизельный генератор, от которого работали подъемный механизм и гирлянда тусклых лампочек, а у них — только руки, веревки, зубила да масляные светильники.
— Рой около этой стены, я буду напротив. Север или юг, третьего не дано. Если есть вход, он будет у кого-то из нас, — произнесла она, включая еще один фонарь и надевая респиратор.
Стараясь не поднимать пыль, в абсолютной тишине мы копали около часа, пока Аджари не окликнула меня.
— Джон, мне кажется или это?..
— Не кажется… Это штукатурка… Вход! — выдохнул я. — Возвращаемся наверх?
— Да. Ребята расчистят здесь сами.
Поднявшись на «свет Божий», Стефания проинструктировала рабочих, которые должны были работать на дне шахты. Я прекрасно понимал ее дотошность в вопросах техники безопасности: человеческую жизнь «саккарский профессор» ставила выше любых находок.