– Закрой пасть, дура! – прошипела она.
Но Александра не дала сбить себя с толку.
– Держу пари, что рейхсканцлер даже не догадывается о вашем существовании. Что вы сделали со своей сестрой? Почему она стала безвольным орудием в ваших руках?
Внезапно у Генриха появилось видение, от которого он содрогнулся. Это было воспоминание. Он увидел себя в возрасте, восьми лет. Он стоял возле одной из иногда высыхающих летом колодезных шахт на площади в центре деревни и заглядывал внутрь. Колодец казался бесконечным. Другие мальчики охотно уступили ему место – он был сыном землевладельца. Всех интересовал один вопрос: удастся ли человеку выжить, если он свалится в колодец. Генрих выступал за то, что выжить нельзя, но другие осторожно возражали ему. Генрих огляделся вокруг. Один из мальчиков был сыном школьного учителя. Весной он нашел птенца со сломанным крылом и вырастил его. Птица так и не научилась пользоваться покалеченным крылом, но она всюду прыгала за своим спасителем, чирикала и спала ночью на тонкой деревянной жерди рядом с его постелью. Сын школьного учителя держал птицу в одной руке и гладил ее другой.
Генрих схватил этот комок перьев, прежде чем кто-то успел среагировать. Он вспомнил, как заявил: «Мы это сейчас узнаем!». Его голос, звучащий сейчас в мозгу Генриха, был глубоким и искаженным прошедшими годами, как будто доносился из шахты колодца. Он увидел объятое ужасом лицо сына школьного учителя и почувствовал неистовый стук маленького птичьего сердца в своей ладони. Он вспомнил отчаянное чириканье, становившееся все тише по мере того, как птица падала все глубже в колодец, вспомнил ощущение от прикосновения острых коготков к своей ладони и барабанную дробь сердечка. Он вспомнил, как другие мальчики пораженно ахнули, забормотав: «Да он с ума сошел!» и «Вот дерьмо!» Он же пристально посмотрел на сына школьного учителя и спросил: «Так как, по-твоему, умник, она мертва?» Мальчик посмотрел на него полными слез глазами, и на его лице расплылся страх стать следующим, кого сбросят вниз. Заикаясь, он ответил: «Я думаю, она мертва». Из колодца донеслось совсем тихое вопросительное чириканье маленькой птицы, которая уже второй раз звала на помощь своего спасителя. Птицы были легкими и падали медленно, но они быстро умирали. Уже на следующий день чириканья не было слышно.
Позже сын школьного учителя принес в деревню старую печатную машинку, отремонтировал ее и предложил свои услуги. Старый Генрих, отец Геника, заставил его печатать свои бессвязные провокационные памфлеты против кайзера. Молодой человек выполнил это с точно таким же выражением лица, как тогда, у колодца. Однако кайзеру памфлеты забавными не показались, и Генрих-старший поклялся под присягой, что не имеет к ним никакого отношения и что эта идея вызрела в навозном мозгу печатника. Печатника повесили. К тому времени Геник был уже в Париже, но когда он услышал об этом, то спросил себя, не оставалось ли на лице у трупа проклятого глупца, раскачивающегося на виселице, жалко выражение полной покорности судьбе, пока вороны не скле вали его.
Видение длилось не дольше одного мгновения. В следующий миг женщина с дьявольским пятном вскочила с пола и бросилась к Александре. Генрих встал между ними.
– Все вон отсюда! – закричала она. – Исчезните! Я – Кассандра де Лара Уртадо де Мендоса, дочь Марии де Лара Уртадо де Мендоса, хозяйки Пернштейна. Теперь я хозяйка Пернштейна – а завтра мне будет принадлежать весь мир. Исчезните! Все вон отсюда!
Она размахивала кулаками и теснила Александру, Филиппо и Генриха к двери.
– Нет! – воскликнул Генрих. – Подождите!
– Исчезните! Вы – отбросы! Вы – черви! Все вон отсюда!
Припадок придал ей удивительную силу. Она вытолкала их всех троих за дверь и захлопнула ее. Генрих услышал, как заскрежетал засов. В его голове вращался дикий калейдоскоп. Он видел родимое пятно на ее лице – оно выглядело ужасно. Но в то же время что-то ликовало в его сердце. Он всегда считал ее идеальной, а теперь выяснилось, что она не идеальна. Он считал ее кристаллом, многогранным, прозрачным и безжалостно твердым. Однако в конце концов оказалось, что она, как и все остальные люди, всего лишь кусок угля, который был сформирован давлением и внешними силами, возможно получив чуть более отшлифованные грани, чем большинство, но при этом оставался таким же непрозрачным и полным теней. Она больше не превосходила его. Она даже rie осмелилась открыть ему свое истинное лицо. Он должен был бы ужаснуться, растеряться, потерять доверие к ней, запутаться и испытать гнев, но вместо этого по его телу только пробегала попеременно то холодная, то горячая волна дрожи.