– Козы образовали круг и стояли, тесно прижавшись друг к другу: козлы снаружи круга, козлята – внутри. Животные так нервничали, как будто надвигалась буря, – предположил Андрей.
Судья окинул его еще более недоверчивым взглядом.
– Мне доводилось видеть стада коз, когда неподалеку от них бродил хищник, – пояснил Андрей. – Но ведь я прав?
Мужчины ничего не ответили. Но их молчание было весьма красноречивым. Бургомистр и городской судья обжигали Вилема Влаха взглядами, прямо и откровенно говорившими: кого это ты нам сюда приволок? Один только глава правительства рассматривал Андрея с нескрываемым интересом.
– На краю поляны, – помолчав немного, продолжил судья, – они обнаружили Комара…
– …и его жертву, – хрипло закончил бургомистр.
– …и девушку, – поправил его судья, и бургомистр, сердито хмыкнув, уставился на скатерть. – Она была мертва, – добавил судья.
– Он ее убил, это же очевидно! – воскликнул бургомистр.
– Кайзер уже не так милостив ко мне, как раньше, – тихо заметил глава правительства. – Боюсь, скоро меня сместят с должности. Я бы хотел закрыть это дело, прежде чем произойдет моя отставка.
– Но вы же его не закрываете, ваша милость, – снова вмешался Андрей. – Дело можно было бы считать закрытым только в том случае, если бы вы или отпустили Комара восвояси, или приговорили его к смерти. А если вы поступите так, как предлагаете, то просто отсрочите события. Тот, кто займет ваше место, для начала заглянет в темницу, и если ваш преемник будет принадлежать к радикальным сторонникам протестантской фракции, он снова возьмется за этот случай, засучив рукава. И тогда Комара либо колесуют, либо сварят заживо в кипящем масле, как того требует закон за изнасилование. Если ему повезет, его просто повесят.
Глава правительства отвел от Андрея взгляд.
– Я не хочу, чтобы его кровь была на моих руках.
– Возможно, вам будет интересно узнать, что сделали с этой девушкой, – предположил судья. Андрей всмотрелся в его лицо, и у него возникло ощущение, что ему это будет совсем не интересно.
Судья передал Андрею какой-то листок. Андрей расправил его; беспокойные руки судьи смяли документ, но не до такой степени, чтобы нельзя было прочитать написанное. Этот жест понадобился ему лишь затем, чтобы набраться храбрости. Неожиданно он увидел себя самого более двадцати лет тому назад, стоящего на коленях у трупа молодой женщины, сжимая в руках полумертвого от голода младенца. Он ненавидел эти воспоминания, ибо они оскверняли память о временах добрых и светлых, а ему и так было тяжело удержать их в своем сознании, поскольку они длились совсем недолго. Он задержал дыхание и стал читать.
Закончив читать, Андрей вновь пробежал глазами документ. При этом он с особой остротой чувствовал, что за ним пристально наблюдают четыре пары глаз. Он также знал, что на лице его не дрогнул ни один мускул. Остальные и не догадывались, каких усилий ему это стоило. Наконец он оторвал взгляд от листка и произнес:
– Здесь ничего не сказано о том, что Комар был обнажен.
– Ему достаточно было просто приспустить штаны, – заметил бургомистр.
– Тогда бы это было упомянуто в тексте. Кто бы из ваших гостей ни написал это, ваша милость, он очень наблюдателен.
Бургомистр прогудел:
– Его руки были в крови.
– Была ли кровь на его теле? Кровь должна была бы полностью пропитать его одежду. Была ли кровь на его члене? Согласно представленному здесь описанию… – Андрей пожал плечами. Молчание затянулось. «Зачем я это делаю?» – спросил он себя и попытался отвлечься от картин, вызванных чтением доклада, но напрасно.
– Нет, – ответил судья.
– Возможно, он смыл кровь.
– Согласно докладу охотники нашли его прямо возле трупа, а не у корыта с водой для коз. Да и одежда Комара была сухой.
– Возможно, он помылся по пути в город.
– Здесь написано, что господа его избили и связали. И что он пришел в себя только возле городских ворот.
– Вот ведь черт! – в сердцах воскликнул бургомистр.
– Пожалуйста, – вмешался Вилем Влах. – О чем мы тут, собственно, говорим? Что вы посоветуете нам, господин фон Лангенфель? Что вы посоветуете нам как представитель его величества кайзера Маттиаса?
Рука Вилема Влаха парила над листком бумаги, на котором было торопливо нацарапано несколько слов – под протоколом. Пальцы Вилема, сжимавшие перо, заметно подрагивали. Андрей прищурился. У него не было ни малейшего желания отгадывать шарады, на каком они свете. Но затем он понял, что это нужно сидящим за столом людям. У них должна была оставаться возможность вспомнить о том, что сам представитель его величества посоветовал им заточить пастуха в тюрьму, и никак иначе. В противном случае им придется целую вечность вспоминать о своем малодушии, так ярко проявившемся в тот злополучный день, – точно так же как Андрей вечно вспоминает вид почерневшего от копоти, безжизненного лица, с которого дождь нерешительно смывал грязь.