Реи обживались.
Хранитель пропадал где то целыми днями, и Рух не смел требовать от него отчета. Главное, когда в нем действительно появлялась нужда, хранитель Витер выступал внезапно из какого-нибудь темного угла, словно и не исчезал никуда.
Рух очень хотел бы знать, чем занимается этот мрачный человек когда пропадает из поля зрения. Но приказать следить за хранителем не отваживался. А хранитель…
Хранитель Витер проводил дни в медитации.
Медитировал он на один конкретный семейный очаг. Замерев в глубокой тени раскидистого дерева напротив ажурных ворот преграждающих вход. Не сводил глаз с аккуратной дорожки из светлых плит песчаника, среди цветущих чайных роз, ведущий к белому дому с колоннами.
Та, что он ждал, так и не вышла ни разу за эти дни наружу. Напряженно вглядывался, боясь лишний раз моргнуть и пропустить миг ее появления.
Но она все не появлялась.
И темное, непонятное чувство медленно овладевало Витером.
Нерациональное.
Необъяснимое чувство обиды на ту, что даже не подозревала что ее ждут, но все равно, даже в своем незнании, умудрялась причинять боль.
Но сегодня все изменилось.
В доме творилось что-то странное. Торопливо прибыл какой-то эр, явно долгожданный, так как пара горничных задолго до его появления нервно метались у ворот вглядываясь в даль пустынной улицы. И когда темное дерево входной двери, заботливо придерживаемое служанкой, закрылось за спиной эра, сердце Витера остановилось, забилось через секунду с пугающей частотой, кровь прилила к лицу, застучала гулкими барабанами в висках.
И Витер сделал первый шаг из тени.
А потом еще и еще, туда, в дурманящий запах цветущих роз. К ней, к эри Арите, к предавшей его возлюбленной к которой клялся не приближаться больше никогда в жизни.
Никто не посмел перечить мрачному уверенному в своем праве хранителю когда он отстранив удивленно смотревшую служанку встал на пороге светлой комнаты пропахшей лекарствами.
– Она умирает, - потерянно прошептал молодой эр подняв на вошедшего хранителя больные глаза. Арита, сорванным цветком лежала на белых простынях. Яркие краски покинули это невесомое тело.
– Я здесь бессилен, вы же знаете как это бывает у эри. Тем более двойня… - развел руками врач, - я предупреждал, что эри не стоит иметь детей.
– Она была так счастлива, так хотела их.
Витер не слушал тихое бормотание погруженного в свое горе мужчины.
Медленно, словно каждый шаг давался ему с огромным трудом, подошел ближе. Дотронулся кончиками пальцев до почти прозрачной кожи ее руки поверх белого покрывала.
Длинные ресницы дрогнули и Арита открыла глаза. Даже сейчас, выцветшие, потерявшие свой природный цвет из-за оттока силы, они были по прежнему прекрасны. Удивление, узнавание и робкая улыбка скользнула по пересохшим губам эри.
– Ты пришел, Витер.
– Я опоздал.
– Арита!
Раздавленный горем супруг бросился к постели умирающей эри. Опустился на колени, словно силы покинули его, облокотился на край кровати. Тонкая рука легла на растрепанные волосы, гладя светлые пряди.
– Не плачьте муж мой, все будет хорошо.
Но эр плакал.
– От судьбы не уйти. Можно выбрать другой путь, можно пытаться убежать, но от своей судьбы не уйти.
Эри Арита переводила нежный взгляд с одного мужчины на другого и вдруг поняла, что умирать совсем не страшно.
Страшно за них, таких сильных но таких потерянных в своей беспомощности перед силами намного большими чем человеческие.
– Я не верю в предначертанность судьбы, моя эри.
– Ты всегда отличался завидным упрямством, хранитель Витер, – улыбнулась эри Арита, – найди ту, что станет тебе надежной опорой, ту что достойна быть рядом с тобой, и живи Витер, живи и вспоминай меня. А сейчас иди, я хочу попрощаться с семьей.
Эри протянула тонкую руку, и хранитель сжал изящную кисть, прикоснулся губами к прохладной коже, отпустил, шепнув не поднимая глаз, – прощай… и решительно выпрямившись пошел прочь.
Он шел и шел, а перед глазами вставали воспоминания первой встречи. Робкие взгляды и безотчетную тягу к этой женщине. Ее слезы и страх, его полуживое существование без нее…
Очнулся Витер бредущим по какой-то незнакомой улочке. Солнце село, и лишь последние лучи заката пробивались сквозь густые деревья городского парка. Откуда то пососедству слышался шум и музыка. Горели фонари у входов открытых кофеен и ресторанчиков. Раздавались взрывы грубоватого смеха и звон посуды.