Я работал с нейросетями часов по шесть, а то и по восемь — пока не уставал концентрироваться. Включаешься в систему, запускаешь своё собственное воображение — и система, связка машины и твоего живого мозга доводит грёзы до предельной достоверности, конкретизируешь, конкретизируешь… Удивительный кайф: смотреть, как смутный образ, который зародился в твоём воображении, потихоньку очищается и становится всё более чётким — до полной осязаемой телесности.
Моим истинным бриллиантом в этом внутриВиде был вкус местного хлеба, в который добавили местные же пряные травы. Благоухал он, как пряник, но на вкус был солоноватым и слегка тягучим, резиновым, как немного полежавший французский багет. Плюс — запах сушёных фруктов, плюс — запах трав в том мешочке, из которых далонги в долине заваривали себе травник.
Я уставал, как в поле — после сеанса доползал до постели, падал и отключался. Но стоило того! У меня было ощущение, что я создаю шедевр.
Отдыха ради я бродил по горам — но, конечно, тоже не праздно. Я разглядывал всё, что попадалось мне на глаза, я трогал мох и мелкую поросль, похожую на вереск, слушал, как поют, раздувая горловой мешок, тёмно-красные ящерицы, записал на видео полёт громадных зубастых орлов… В общем, моя жизнь была полна, я не заметил, как прошло коротенькое ледниковое лето.
Осень промелькнула, как одна неделя. И пришла свирепая зима умеренных широт Фреоны.
Я снова заперся на маяке, чтобы доделывать внутриВид. И в один прекрасный день — впрямь прекрасный, потому что светило солнце, небо было голубое и ледяное, а мороз обжигал, как кипяток — меня отвлёк неожиданный и еле слышный сигнал орнитологического следящего устройства.
Камера давным-давно приказала долго жить. Но вот детектор ещё чуть-чуть тянул — и сенсоры маяка засекли его на расстоянии меньше километра.
Я выскочил на смотровую площадку.
По сияющему снегу довольно бодро шли мохнатые чёрно-белые верблюды Гве-М-Ина.
Я подумал, что, наверное, торговля у него получилась — ничего себе. И не ошибся.
Я потом узнал, что нижняя тропа была ещё вполне проходима. Но караванщики специально пошли более длинной и тяжёлой дорогой: они хотели поблагодарить своего бога-покровителя. И нормальную жертву ему принести.
Этого я не предвидел.
А вот не вступай в несанкционированные контакты с ксеносами ради своего сомнительного искусства…
Вообще-то я видел, что их теперь шестеро. Но мало ли, кто мог присоединиться к каравану. Может, новый компаньон Гве-М-Ина или паломник какой-нибудь. Меня это и не встревожило, и не озадачило.
А уважаемый караванщик мне радостно сообщил, когда верблюды улеглись на отдых:
— Великий бог Еф-Геу-Ний, твоё благословение принесло нам большую удачу! Мы везём домой, помимо прочего, три зеркала из священной бронзы, которым нет цены. Ещё ни разу нам не было такой удачи в торговле. И за это мы благодарны тебе и дарим тебе самую прекрасную девственницу, какая только нашлась на невольничьем рынке в долине.
И его братья подвели девственницу, укутанную в пёстрый шерстяной платок по самые глаза. Громадные тёмные глазищи. И ничего по этим глазам не понятно.
— Воины долины привели рабов из города на излучине реки, — тем временем говорил Гве-М-Ин. — И десять красивейших рабынь приготовили в жертву жестокому Аш-Хи-Гмору, отцу войны. А мы выкупили одну из них для тебя: ты милостивый бог и, быть может, позволишь ей жить. Легенды говорят, что женщины далонгов становились наложницами богов и матерями полубожеств… мы решили: вдруг тебе понравится эта девушка.
Ну вот они милые же! Просто решили сделать двойное доброе дело. Жаль было оставлять девушку на убой — и они придумали, как всё переиграть.
— А отец войны не разгневается на вас? — спросил я.
— Аш-Хи-Гмор над купцами не властен, — сказал караванщик. — А становиться воинами мы не собираемся. Мы обнажаем оружие только против зверей и разбойников — и в том нам покровительствует Иль-Ишь, мать торговли. И ты.
Загнали меня в угол.
И я решил, что оставлю девушку на маяке. А потом свяжусь с этнографами — и вместе мы что-нибудь для неё придумаем. Эта мысль меня успокоила, и дальше я уже действовал по плану.
Напоил их амброзией, угостил печеньками. Пообещал успешную торговлю, перезарядил камеру-амулет — и объяснил Гве-М-Ину, что у него теперь обновлённая сила. Показал голографическое чудо в виде радуги, упирающейся концами в мои ладони. И торжественно проводил — они снова прощались, поднимая в воздух сцепленные руки.