С тех пор прошли больше двадцати лет и две войны. Свекровь Айны умерла после первой. Во второй случайная пуля убила мужа Айны. Насос водокачки поменяли, и в сарайчике установили новый пульт. А башня осталась той же. В округе — дома не выше двух этажей, и вода течет в трубах по закону сообщающихся сосудов, под естественным напором из высокого резервуара. Забрав обоих детей, Айна уехала в Ачхой-Мартан к своим родителям. В один день собралась. А дом продала…
— Да? И кто же там живет? — спросил Мовлади.
— Дядька, лет тридцати. Не местный: его никто не знает. Непонятно, чем занимается, где работает. И откуда у него деньги — на дом и на жизнь…
— И что?
— Нет, ты послушай, Мовлади. Он очень странный человек: бородатый. И вообще, говорят, что он, — тут Лёма оглянулся, не идет ли кто следом и не подслушивает ли за ними, — что он ваххабит.
— Конечно, если бородатый — сразу ваххабит, — саркастически засмеялся Мовлади. — Кадыровцы тоже бородатые. Да мало ли кто бороду носит! Может, ему просто бриться лень, или лезвия не на что купить. Я бы тоже отрастил себе бороду! Вот только что-то не растет пока…
— Да не, не в бороде дело… Ты слушай, он… Он со мной разговаривал… об этом…
Приятель подставился, и Мовлади не преминул воспользоваться моментом, чтобы снова подшутить над ним.
— Друг, я за тебя переживаю! Может, такому сладкому мальчику, как ты, не стоит разговаривать с незнакомыми бородатыми мужчинами, да еще и об “этом”! Кто знает, что у них на уме… Скажи, — спросил Мовлади с самым серьезным и сочувствующим выражением на своем нахальном лице, — он звал тебя в гости? Трогал разные места? Откройся мне как доктору, не стыдись. А может, тебе даже понравилось?
Но усилия зубоскала пропали впустую. Лёму нисколько не задело, он равнодушно пожал плечами и сказал:
— Этот человек разговаривал со мной о вере. О настоящем исламе. И в гости приглашал. Обещал дать запрещенные книги. Пошли, сходим вместе.
Теперь в доме Айны жил одинокий мужчина — тот, о котором говорили мальчики. Он носил бороду на лице, тюбетейку на бритой голове и спортивный костюм “адидас” на худощавом теле. Если у мужчины проверяли документы, он предъявлял паспорт, согласно которому его звали Мансуром Элхановым. Через неделю после вселения в дом Айны в его паспорте появилась и шалинская регистрация по постоянному месту жительства. Так что претензий к его документам не было. Любопытным он говорил, что приехал из Ведено, что его дом разбомбило, семья погибла, он давно хотел переехать, и все такое. Словом, обычная история: все, кто приезжают в Шали, рассказывают примерно одно и то же.
Впрочем, ни местные жители, ни милиция в любом случае большого интереса к Мансуру не проявляли. Может быть, потому, что его пару раз видели беседующим с кадыровскими бойцами; те по-братски обнимали его и жали ему руку. А лишний раз связываться с кадыровцами или даже с их приятелем никому не хотелось.
Соседи относились к новоприбывшему осторожно и с опаской. Если бы родители наших мальчиков узнали, что те ходят в гости к Мансуру, мальчиков ждал бы разнос. Поэтому Лёма и Мовлади посещали дом Айны, соблюдая все меры предосторожности и предельную конспирацию. Они не входили в ворота, а всякий раз перелезали через ограду в сад, когда по дороге никто не шел и не ехал. Дверь дома Мансура по вечерам была открыта. Мальчики находили хозяина делающим намаз или готовящим пищу на кухне. Иногда Мансур читал, или писал, или разговаривал с кем-то по мобильному телефону.