Видно было, что «дядько» пребывал в отличном настроении. Он привел меня на парковку и указал подбородком на зеленый «лэнд ровер». Был он уже не первой молодости. С поцарапанными дверьми.
- Не все ж тебе машину у Димитриса с Марией одалживать. А этот - один из первых джипов в нашей конторе. Вид у него уже не айс, в аренду мы такие не сдаем. Но внутренности в порядке, Михалис лично занимался.
Остаток дня мы обходили хозяйство, обсуждали сделанное и что еще предстоит сделать. Вечером устроились на верхней террасе таверны. Сквозь тростниковый настил на крыше солнце линовало пол.
Иван растянулся на большой, сшитой мной подушке в левом углу, откуда была видна и бухта, и скала-дракон. Приезжая, он каждый раз садился сюда. По моему замыслу терраса служила местом чистого релакса. Вместо стульев - напольные подушки, перед ними - низкие столики и гамаки меж подпорками.
- Ну что, - сказал он, поднимая бокал с метаксой, - обмоем машинку. Видишь, все персонажи любовной драмы получили утешительные призы.
- А Маркос что получил?
- Ну уж папка утешит, не сомневайся. А тебя, моя рыбонька, кому, как не мне, утешать? - И он со смехом обхватил меня правой рукой.
Так мы полулежали улыбаясь, глядя в сгущавшийся вечер. Закурив, Ваня посерьезнел:
- Дядя меня беспокоит. С мая мы с ним не виделись: просил не приезжать и не звонить. Сказал, что сам со мной свяжется... Но я в сентябре все равно съезжу к нему.
- А в чем дело?
Иван затянулся, выпустил дым:
- Ты новости совсем не смотришь? Все лето на Крите только и разговоров, что о сделке, которую хочет заключить настоятель дядиного монастыря. Архимандрит Тихон его зовут. Про это хоть в курсе?
- В курсе, говори дальше.
- Говорю. Архимандрит собирается продать часть монастырских земель под строительство крутого курорта: пятизвездочные отели, яхт-клуб, опреснительный завод и все такое. По этому поводу в Ираклионе[11] случился митинг: археологи и прочие гринписовцы бунтовали против застройки заповедной земли.
Под заповедной землей друг мой имел в виду Астерусию - горный массив на юге Крита, восточнее нашего Агиоса Павлоса. Дороги там большей частью грунтовые, бухты - безлюдные, а деревушки - редкие. Средь выгораемой к августу растительности оазисами лежат сады немногочисленных монастырей. Тот, в котором жил дядя Ивана, был окружен богатыми виноградниками и оливковыми рощами - сказывалось его расположение в предгорьях Астерусии, ближе к плодородной равнине Мессара. Но земли, принадлежащие монастырю, были обширны, и не возделанная их часть простиралась скалистыми отрогами до самого Ливийского моря, давая приют в прошлом монахам-отшельникам, а ныне стервятникам да гекконам. Вот там, на останках минойских и римских поселений, и собирались построить курорт.
- А покупатель кто?
- Я знаю? Вроде итальянец наполовину. Хотя компания у него вполне греческая. А настоятель задумал на вырученные деньги чуть ли не Критский Афон устроить в Астерусии, на монастырских землях.
- Отдав их часть турбизнесу? Как-то нелогично.
- То-то и оно. Особенно учитывая личность отца-настоятеля. Про него даже дикие люди вроде тебя слышали... Не бей меня по голове, женщина!
Настоятель на острове был известной фигурой: при нем в монастыре открылась бесплатная школа ремесел, где монахи учили детей рисовать и столярничать. Часть выручки за проданные вино, масло и мед, которые делали насельники монастыря, перечислялась в сиротский приют для девочек при соседней женской обители. Также монастырь жертвовал деньги на строительство сельских больниц и школ в разных концах острова. Архимандрит Тихон слыл человеком благочестивым, к стяжательству не склонным - по церковным праздникам выстраивалась большая очередь желающих получить его благословение.
Ваня вздохнул:
- Тут еще в другом, знаешь, странность. Зимой и весной дядя был офигенно веселый, светился весь. Будь он мирянином, я б решил, что влюбился на старости лет. Раз, когда я к нему приехал, встретил меня с таким, знаешь, - Ваня сделал виток рукой с сигаретой, - взглядом горящим. Обнял и в макушку чмокнул. Он так последний раз делал, когда мне лет десять было. И все про благословение Божье твердил. А в следующий приезд уже был мрачный и дерганный. И лицо серое, за сердце то и дело хватался. Сердце ж больное у него. Просто тут, на Крите, оно почти не беспокоило его... до недавнего времени.
- Ну а говорит-то он что?
- Та ничего не говорит! И мобильник отключил, который я ему подарил, чтобы на связи всегда был. Съезжу, в общем, к нему.
Вечером, когда за Иваном заехал Михалис и они отбыли в Ханью, я позвонила Маркосу. Вместе с уходящим летом хотелось закончить и эту историю.