- Да-да, господин полицейский, мы не закрыли дверь.
Когда надо, Иван мог отлично играть на публику. Вот и сейчас, изложив свою версию, он покаянно вздохнул:
- Просто я хотел показать древние подвалы своей девушке. - И обнял меня за плечи.
Злопамятное сознание тут же подсунуло его слова о гамадрилах.
- Прошу прощения, - услышали мы низкий голос, - произошло недоразумение.
Говоривший подошел к нам по переулку во время вдохновенного Ваниного рассказа и теперь стоял меж двух полицейских. Свет от фонаря нимбом расплывался вокруг его головы.
- Этот молодой человек должен был передать ключ мне. Я - Георгис. Наверное, вы, Иван, слышали обо мне.
Ваня кивнул. Я же щурилась и никак не могла разглядеть его. Помимо фонаря, мешали всполохи полицейской мигалки.
- Наша организация при поддержке архимандрита Тихона планировала построить детскую школу ремесел под Ханьей, - продолжал Георгис, очевидно тот самый, о котором говорил митрополит. - Но возник вопрос о межевании земель. Потребовался доступ к архиву, и с высочайшего дозволения нам сделали дубликат ключей. Отец Тимофей намеревался передать его мне в Ханье через племянника. Но скоропостижная кончина помешала ему предупредить Ивана, кому именно он должен отдать ключи.
Человек обернулся к архивариусу и почтительно произнес:
- Отец, мы еще раз сделаем запрос на дубликат ключей, - иногда в голосе его прорывались хрипловатые нотки. - Тем более со смертью архимандрита строительство школы, боюсь, осложнится.
И обращаясь к полицейским:
- Если надо, могу подтвердить свои показания письменно в офисе у Ставроса Ксенакиса. Я все равно собирался к нему.
- Вы знакомы с господином Ксенакисом? - уважительно спросил один из полицейских.
- Да, он мой друг.
- Кхм... Я не думаю, что заявление необходимо, - заблеял старик.
Иван протянул ему ключи:
- Извини, отче. - И, вспомнив утреннюю встречу с митрополитом, кротко добавил: - Человек слаб.
Архивариус строптиво глянул исподлобья, готовый простить, но помня еще обидное «малака».
Полицейские записали номер прав Ивана и отпустили нас с миром. Когда мы уходили, они с архивариусом слушали нашего спасителя. Я хотела узнать, что он им говорит, но Ваня потянул меня за руку в темное чрево переулка.
Пару раз он оглянулся, а выйдя в небольшой дворик, напустился на меня:
- Вера, рыбонька, имею задать тебе вопрос: шо ты стояла истуканом?! Или не могла мне подыграть? Ты ж только очи щурила! - И передразнил меня.
Сейчас, когда напряжение последних часов спало и страшное разоблачение нам больше не грозило, терпение мое лопнуло:
- Ваня, дорогой, ты сегодня вечером прям в ударе. Сделай с собой что-нибудь: постучись головой об стену, нырни в гавань. Но уймись!
Иван усмехнулся:
- Вау! Какая страсть! Уже надо было изобразить ее на десять минут раньше!
Две полные гречанки в черном, режущие салат за столом посреди двора, с интересом наблюдали за нами.
- Я должна была броситься тебе на шею с криком «Аллилуя, любимый!»? Или устроить истерику и надавать по морде? Так я с удовольствием!
- Ну, попробуй.
Шлепнула его по затылку, и он притянул меня к себе:
- Не разочаруем зрителей, бэйби?
Я улыбнулась, и мы обнялись. От его рубашки исходил едва уловимый запах оливково-лавандового мыла, которым я ее стирала.
Как-то там наши? Надо позвонить Марии.
- Пойдем, я куплю тебе выпить, - пробормотал он.
- Спасибо, друг!
По кривому переулку гуськом мы вышли на набережную. Она оглушила взрывами хохота и музыкой, ослепила огнями. Сев за первый же свободный столик, Иван заказал ракии[19] и вытащил из рюкзака сверток. Вокруг голосили и обнимались туристы, чокались, проливая спиртное из стопок. Никто не обращал на нас внимания.
В целлофановом пакете лежал металлический пенал. А в нем - листы, исписанные убористым почерком.
Склонившись, мы начали читать:
«Дорогой Ваня!
Так странно писать, зная, что, когда ты прочтешь это, меня не будет в живых. Видишь, и после смерти я не оставляю тебя. Не грусти! Я всегда буду рядом.
Хочу попросить прощения. Мой дорогой мальчик, извини, что последнее время избегал общаться с тобой. Думаю, после разговора с митрополитом Филаретом ты понимаешь: причина моей скрытности в боязни привлекать к тебе внимание. Боязни, наверное, на грани умственного помешательства. Кажется, за мной следят везде: на винограднике, в церкви - повсюду мне мерещатся уже знакомые страшные лица. Подозреваю, выгляни я ночью в окно - и там увижу их. Так что не сердись! Ты единственный, кого я могу сделать Хранителем тайны о чуде. Поскольку единственный, кому доверяю (кроме отца-настоятеля, конечно). Есть еще Его Высокопреосвященство митрополит Филарет - давний друг отца Тихона. Но, к сожалению, лично с ним я не знаком. Хотя все равно придется его потревожить телефонным звонком. Отец-настоятель пребывает в столь плачевном состоянии духа, что благословил меня поступать исключительно по своему разумению... Посему это наша с тобой миссия, Ваня.