Помолчали.
Пространство за окнами стало почти оранжевым - солнце пыталось пробиться сквозь густую пыль.
Тихо-тихо вначале долетел звук. И, убыстряясь, перешел в отчетливый цокот копыт. На нас со стороны невидимого за изгибами дороги Франгокастелло неслись всадники.
Я вцепилась в запястье Георгиса.
Сначала в пелене ничего не было видно. Но вот, прорывая ее, появилась лошадиная голова, кося безумным глазом. За ней - вторая. Кавалькада людей в развевающихся одеждах пронеслась мимо.
- Матерь Божья! - пробормотала я.
- О как! - заметил голубоглазый дед и опрокинул в себя стопку.
Послышался рокот моторов. В пыльной взвеси заметался свет фар. К рыку мотоцикла примешивалось гудение автомобильных двигателей. Я зажала рот руками.
- Отец, можно тебя? - быстро обратился Георгис к хозяину.
Отведя его на середину зала, он что-то проговорил, кивнул на меня и, сняв ружье с плеча, сделал было движение к выходу.
- Еще чего?! - гаркнул старец, неожиданно сильным рывком останавливая Георгиса.
Миг - и старик оказался у стойки с карабином в руках. Я даже не поняла, откуда он его достал.
- Эй, Никос, хватай ружье!
Голубоглазый стянул со стены ствол, висевший, казалось, для антуража. Хозяин перекину ему пачку патронов.
Третий дед поднялся из-за стола, вытаскивая из необъятных брюк револьвер.
- Ты - под стойку! - бодро скомандовал бровастому внуку хозяин.
Парень пригнулся и, невидимый деду, вынырнул из-за другого ее конца, сжимая в руке нож.
Георгис передернул затвор.
Остальные деды встали по бокам стрелков.
Я застыла. Передо мной было то, чего не видел никто из туристов в пузатых автобусах и никто из гидов, говорящих в них заученный текст. Я видела сейчас настоящую Сфакью, чья история породила не только легенды, но и вполне определенный генетический психотип.
- Вера, - не поворачивая головы, сказал Георгис, - в шкаф!
За стойкой стоял облезлый шкаф, полки в котором были только наверху.
Шмыгнув в него, я прикрыла дверцу, оставив щелку.
Рев моторов окружил нас, казалось, со всех сторон. Послышались выстрелы.
Мужчины единым движением вскинули стволы.
Дверь распахнулась. На порог шагнул мотоциклист, стягивающий шлем.
И выронил его из рук, узрев ощерившиеся ружья.
Рядом возникла черноволосая девица. Кажется, где-то я ее видела.
- Маркос, что это?!
Я задохнулась от удивления в своем шкафу. Это и правда был Маркос.
Следом за ними просачивались в зал молодые люди, наталкиваясь друг на друга при виде нацеленных на них дул. Очевидно, разошедшийся ветер согнал их с нудистского пляжа близ Франгокастелло: волосы у всех были мокрые, под девичьими топиками колыхались ничем не сдерживаемые груди. Компания была интернациональная: темные головы греков разбавляли светлые - немецкие и скандинавские. Только лоск загорелой кожи, веселая уверенность в глазах и небольшие яркие машинки выдавали их общее на всех свойство - благополучие.
Хозяин кивнул на Маркоса:
- Знаю его. Это сын Стэлиоса из Рефимно.
- А это - молодой Танакис, - указал подбородком на дверь голубоглазый Никос.
- Ты стрелял-то? - спросил он.
Молодой Танакис кивнул.
- Я в воздух... Простите, - смущенно пробормотал он, сделав не совсем верный вывод о причине вооружения сфакиотов.
Оборонявшиеся в ответ взорвались хохотом и опустили ружья.
Выбравшись из шкафа, я уставилась на Маркоса:
- А ты почему тут?!
Коротко обернувшись, Георгис спросил:
- Вы знакомы?
- Да, но не виделись пару месяцев.
- И правда, Маркос, любовь моя, зачем ты здесь? - по-английски проговорила черноволосая.
- Вы следили за нами? - спросил его Георгис.
В центре всеобщего внимания Маркос быстро пришел в себя.
Он сел за стол и, закинув ногу за ногу, ответил всем нам троим сразу:
- Просто проезжал мимо. Здесь варят отличный кофе.
- Проезжали? Три раза? - усмехнулся Георгис.
- Я часто бываю в этих местах. Это моя родина.
Проследив взгляд Георгиса, Маркос нахмурился. В окне виднелся его мотоцикл. А на нем - нашлепка известного критского рент-кара.
- Моя машина барахлит, - буркнул он, мельком глянул на меня и покраснел.
Я аж присвистнула. Слежка, смена транспорта и подсунутая мне под нос подруга как основное доказательство удачи в личной жизни и равнодушия к белобрысой мерзавке. Ай да Маркос! Как и прежде, бездна энергии и свободного времени.