- Это... друг Ивана. А она - правда, из Неаполя?
- Да, твой друг... - Маркос усмехнулся, - точнее, друг Ивана все верно понял. У нее характерное произношение.
Георгис обернулся. Я моргнула. Вежливо попрощавшись с просвечивающейся красавицей, он вернулся на половину сфакиотов.
- Пойду, пока твоя Софи Лорен не вылила на меня остатки кофе, - прошептала я.
На пару секунд Маркос, подавшись вперед, приклеился взглядом к моим зрачкам. Но сник плечами, отвернулся и кивнул.
Его друзья, определившись с местом предстоящего веселья, с хохотом выкатились на улицу. У выхода Маркос обернулся, попрощался с дедами и помахал рукой мне. Моника послала воздушные поцелуи Георгису и хозяйскому внуку. Захлопали дверцы, и рев моторов стих вдали.
- Чего только не надует ветром, - философски заметил один из дедов.
Засмеявшись, все чокнулись ракией. Георгис протянул мне свою стопку, наливать женщинам здесь было не принято.
- Ну что? - негромко спросил он.
- Да, это был Маркос, - делая глоток, отозвалась я.
Шторм утихал. Деревья перестали рваться внутрь кафенео, и атмосфера очистилась от желтизны. Точно привлеченный юностью и беззаботностью недавно покинувшей нас компании, сирокко умчался вслед за ней на север.
Затылок постепенно отпускало.
Уходя, Георгис хлопнул по плечу чернобрового внука и слегка поклонился дедам, поблагодарив их. Я прижала руку к груди и склонила голову.
В небе африканский ветер разметал на прощание облака, как пух из разорванной подушки. От ходьбы и свежего воздуха боль в голове совсем прошла. Только где-то внутри еще ворочалась непонятная тоска. Как напоминание о пережитом страхе, решила я.
- А что за кавалькаду мы видели?
- Здесь рядом конюшни. Лошадей напугало сирокко и поднятая пыль. Видели, как они неслись? А судя по скудности одежд всадников, они вполне могут быть друзьями вашего поклонника, - улыбаясь, закончил Георгис.
По пути к дому крестного я быстро пересказала недолгую историю нашего с Маркосом знакомства.
- Вы его подозреваете? - спросила я.
Георгис усмехнулся:
- Явившегося на арендованном мотоцикле во главе детсада? Скорее, нет.
Свернув с шоссе к морю, мы подошли к белому домику. Войдя в ворота, Георгис прокричал:
- Нонэ, ясу![40]
Дверь распахнулась, и на пороге появился дед с щеткой седых усов, в кепке, сдвинутой на ухо. Левое веко было сильно опущено, закрывая почти весь глаз.
- Йорго, дорогой! - закричал он.
Не выпуская крестника из объятий, старик взглянул на меня:
- А ну, дай ее рассмотреть!
У него были широкие плечи моряка и сухие, тонкие руки старика. Единственный видимый глаз горел жизнью и задором.
- Хм... Да, иногда у нас тут появляются белокурые создания. И потом по берегу бегают белобрысые ребятишки!
- Что, нонэ, молодость вспомнил? - усмехнулся Георгис.
- А я ее забывал? Ну-ка, пойдем со мной, будем обедать!
Есть нам не хотелось, но нас не отпустили без кофе. Пили его за столиком под вьющимся виноградом и свисающей длинной, амфоровидной тыквой.
- Так ты из России? Это хорошо. Греки и русские - братья. По вере. А это самое крепкое родство. Потому вы наших детей и женщин от турок спасали[41].
На голое тело у него был надет жилет со множеством карманов. Наверное, рыбаки всего мира носят такие, у моего деда был похожий.
Ладонью крестный то и дело похлопывал руку Георгиса. Проследив мой взгляд в сторону дощатого забора и круглого стола с покосившимся табуретом, кивнул:
- Мое обычное место, когда я тут. Сижу, пью кофе, смотрю на море.
Каменистый пляж начинался сразу за гравийной дорогой.
- Вера как-то особенно расписывает стулья. Попробуй найти к ней подход, может, и тебе посчастливится, - закуривая, сказал Георгис.
- Ну уж - особенно... Просто пишу на них мантинады, - пробормотала я.
Встретив их удивленные взгляды, пояснила.
- Прочтите хотя бы одну! - потребовал Георгис.
Продекламировала самую первую из сочиненных:
Пучеглазые рыбы знают мою тайну,
Осьминог бормочет о ней с креветками,
И только ты, упрямый сфакийский рыбак,
Еще ничего не знаешь.
Испугавшись, что звучит она в данных обстоятельствах двусмысленно, поведала им еще одну.
- Сама?! - удивился крестный.
- Ну, с помощью коллеги... Марии. Она редактировала.
- Э, главное, кто писал, - усмехнулся крестный. - Ну-ка, скажи еще ту, про сфакийского рыбака.
Видно было, что отпускать нас ему не хочется. Но, просидев час, мы засобирались.
На пляже, где лодки клевали носами берег, крестный поставил канистру с топливом в белую моторку.
- Ну, береги девушку, - сказал он Георгису на прощание. И тот вместо ответа обнял его.