Машина, преследовавшая нас, резко затормозила, завиляв на мокром шоссе. Из дверей выпрыгнул человек и перекатился за пикап. Пригибаясь, вынырнул и второй. Выстрел с темной обочины опрокинул его на асфальт. Первый высунулся из-за капота и открыл огонь, проводя дулом смертельную линию чуть правее меня.
Я не двигалась и не думала. Точно ящерица, впавшая в анабиоз.
Снова визг шин. Из тумана выскочил третий автомобиль. Пара хлопков из окна - и стрелявший упал. Миг - и машина исчезла в чахоточном свете фонарей.
Я видела тень. Она скользнула по обочине и застыла над лежавшим у пикапа. Мыском ботинка Георгис откинул в сторону пистолет и, пока обхлопывал убитого, оглядел второго. Проверил пульс на шее у обоих.
- Вера! - крикнул он.
Подумав, что, наверное, это меня, кое-как выпуталась из кустов, зацепив и распоров чем-то острым рукав водолазки.
Он уже шел ко мне. Рубашка его тоже была разодрана, на щеке ссадина.
- Как вы? - спросил он, выводя меня на середину дороги, куда доставал свет от целого фонаря, и оглядывая.
Другой рукой набирал номер. Не в силах сосредоточиться на его разговоре, я обернулась. Никогда не видела убитых. Нет. Видела. Сегодня - Ваню.
От догадки я задохнулась. Вот же они - передо мной, с безвольно раскинутыми руками. Один - задравши черную бороду в темное, сочащееся влагой небо, второй - ничком. Я подошла к тому, что лежал на спине, и заглянула ему в лицо. Кожа смуглая, вся в мелких каплях дождя. На правой щеке бледный шрам.
Присев на корточки рядом со вторым, я оттянула за волосы его голову вверх и чуть повернула, чтобы рассмотреть лицо с расплющенным носом.
- Вера! - Георгис вздернул меня на ноги, от чего голова убитого клюнула вниз, ударившись с глухим звуком об асфальт.
Послышалось завывание приближающихся сирен.
Минут через пять стало светло и шумно. Вокруг Георгиса стояли полицейские. Один записывал, другой спрашивал, третий размахивал рукой, крича что-то в рацию.
Меня же пожилая женщина-врач мазала какой-то щипучей гадостью, трогала то за ногу, то за руку, то за лоб и спрашивала одно и то же:
- Здесь больно?
Потом взвыло еще раз, на шоссе вкатилась новая машина, из нее выскочил коренастый дядька и, расталкивая собравшихся, кинулся к Георгису.
Все вместе - коренастый (наверное, Ставрос, отстраненно подумала я), Георгис и полицейские - стали ходить вокруг машин.
Поздним вечером мы ехали темной дорогой, и Ставрос с Георгисом что-то обсуждали. Картинка перед глазами постепенно начала смазываться.
Последнее, что я помню из тех ненормально длинных двадцати четырех часов, - теплый свет ночника подле кровати. На которую я упала, не раздевшись.
На следующие сутки я просыпалась пару раз: днем и вечером. На мне был плед, рядом, на тумбе, - полотенце и записка: «Вера, я в полицейском участке. Георгис».
На этом я снова проваливалась туда, где не было ни мыслей, ни чувств.
Когда я в третий раз открыла глаза, за окном светило солнце. Прихватив полотенце и стоявший рядом с кроватью рюкзак, пошла в ванную рядом с комнатой.
Что водолазка, что юбка были безнадежно испорчены. Хотя почему безнадежно? Я бы выбросила их, даже будь они целы-невредимы.
Вытираясь перед зеркалом, я чувствовала себя зависшей в незнакомом пространстве. Ни здесь, ни там. Невозможно ни вернуться в Москву, ни остаться на Крите. Куда идти из душа, тоже не понятно - все вокруг незнакомое. Переступив порог, я остановилась в коридоре.
Из двери, за которой виднелся стол и большое зарешеченное окно, вышел Георгис.
- Добрый день, - поздоровался он, - идите сюда. Как вы себя чувствуете?
Я села за кухонный стол, огляделась.
- Где мы?
- У меня дома.
Помолчав, спросила, точно это было самое важное сейчас:
- А что пикап?
- В ремонте. Вчера я забрал «вранглер» из Спили. Нет, - ответил он на мой безмолвный вопрос, - маячка на нем уже нет. Но его все равно проверили в участке.
С этими словами Георгис поставил на стол чашку с дымящимся кофе, тушеное мясо и салат.
Я покачала головой:
- Нет, спасибо, только кофе.
- Есть все равно придется. Вы четвертые сутки без еды.
- Ну и что...
- Скоро придет полицейский. Расскажите ему, что помните о нападении. Потом съездим к нотариусу... - Он закусил губу.
- Зачем?
- Иван упомянул вас в завещании.
Георгис пристально смотрел на меня. Опасался, что я снова начну кричать или падать в обморок.
- Когда, - протолкнув воздух через грудь, спросила я, - он успел его составить?
- В день, когда мы встретились у меня в отеле. Очевидно, тогда же, когда достал пистолет, - невесело усмехнулся он.
- Не хочу к нотариусу. И вообще никуда выходить и ни с кем говорить.