- Cлышу, как они скрипят, - закрыв глаза, улыбнулась я.
Хорошо, что быстро открыла. Взрезая пространство ревом, промчался мимо парень на «веспе». Подол платья рванулся за ним по воздушной дорожке, а молодой гонщик уже несся по улице вниз - туда, где бурлил город, стояла очередь желающих вложить, наподобие Одри Хебперн, ладони в Уста истины, перекликивались, смеясь, официанты кафе перед Пантеоном. Темным сполохом метнулась с пинии стая ворон. Такая огромная, что солнце сквозь нее прорывалось вспышками. Замерев на секунду, неожиданно для самой себя я пробормотала по-русски:
- Кажется, я жива.
Днем мы сидели в пиццерии неподалеку от Испанской лестницы. Нас окружала пестрая толпа: японцы, молодые отцы со спящими в кенгурушках младенцами, одетые в футболки и затертые джинсы длинноволосые девушки модельной внешности, элегантные старушки с укладкой на голове и в туфлях на каблуках, болтающие по мобильному телефону монахини, какие-то люди с расписанными лицами и бритыми головами - словом, обычная римская публика.
Пиццерия принадлежала давнему другу Георгиса, служившему некогда в береговой охране на Сицилии.
- Он вылавливал мигрантов в море, а я обустраивал их на суше, - пояснил Георгис.
Потом Энцо (так звали друга) получил в наследство пиццерию, женился и осел в Риме. Он должен был подойти с минуты на минуту. Георгис, делая заказ, шутил с официантом. Их слов я не разбирала, видела только, что парень подыгрывает Георгису, улыбается, кивает, но при этом держится своего мнения.
- Уверяет, что у них тут готовят лучшую во всем Риме пасту алламатричиана[56]. Советует попробовать...
- Ой, я пас! Ее никогда невозможно съесть, не заляпав себя и всех вокруг! Георгис, ничего, если я вас оставлю ненадолго? Пока вы с другом будете пить за встречу, я - в магазин. Присоединюсь попозже.
- Возвращайтесь до полуночи, - улыбнулся он.
Я не люблю римские торговые центры. Они не отличаются от московских или, скажем, афинских - те же марки по тем же ценам. Но мелкие римские лавчонки, каждая из которых имеет свой график работы, антураж и товар, который не встретишь больше нигде, - это да! Уже только за них можно обожать этот город. И улочка с пиццерией Энцо была щедро ими усеяна.
Мне нужно было нечто изящное, не парадное. В одном магазинчике я зарылась в ворох платьев и блузок, когда услышала с улицы возгласы. Встреча друзей состоялась. Они перекрывали даже обычный римский шум. Обернулась к окну. За ним Георгис и краснолицый толстый коротышка радостно сжимали друг друга в объятиях, хлопали по плечам, а коротышка Георгиса еще и шутливо по щекам. Даже не зная итальянского, я могла понять, что сицилиец кричит примерно следующее:
- Лора! Лора! Иди сюда, смотри, кто приехал! Лора, Йоргос приехал! Неси вино!
Когда я в следующий раз взглянула в окно, Георгис и Энцо сидели друг против друга, стол был уставлен всякой всячиной, посреди красовался внушительный кувшин с домашним вином. За плечи Энцо обнимала высокая черноволосая женщина, хохотала и время от времени давала ему подзатыльники. Я даже засомневалась, есть ли мне место в этом безудержном веселье друзей. А потом увидела его. В смысле костюм. С прямой длинной юбкой и блузой по фигуре. К ним прилагался широкий пояс с круглой пряжкой. Одежка была из мягкого коричневого материала вроде тонкой замши. Когда вышла из примерочной, две продавщицы заголосили-затараторили, из их жестов поняла: я - тонкая, а талия - еще тоньше. Костюм придавал мне вид немного хулиганский и в меру чувственный. Вырез был глубок, его темные края изгибались вокруг белых пухлых бугорков. Ваня точно сказал бы: «Если б это была не ты, я бы сделал тебе хорошо и приятно».
Улыбаясь этим мыслям, я отметила, что впервые со дня смерти Ивана воспоминания о нем не топят меня в отчаянии. Впервые я думаю о нем как о живом.
Расплатившись, вышла на улицу.
Энцо стал еще краснее, на лбу у него выступила испарина. Георгис сидел отодвинувшись от стола и положив щиколотку одной ноги на колено другой. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты. Два объекта из присутствовавших ранее отсутствовали: жена Энцо и большой кувшин. Наверное, она ушла за очередной порцией вина.
Увидев меня, Георгис перестал улыбаться словам Энцо. Медленно опустил глаза от моей груди к ногам и вернулся обратно, сосредоточившись на вырезе. Вместе с подбирающимися вслед за его взглядом мышцами и раскрывающимися губами во мне закипала свирепая радость от того, что вот я - не теряю сознание, не раздираю кожу при падении. А вызываю возбуждение в глядящем на меня мужчине. От бешеного желания почувствовать на себе его губы и руки - особенно там, куда он сейчас смотрел, - свело затылок.