Поздно. Он уже оступился и проехался лодыжкой по одной из плит, подступавших в некоторых местах близко к поверхности песка. На икре набухали три длинные царапины. В его взгляде, устремленном на меня, были недоумение и обида. Я отвернулась, продолжив спуск молча. По ранней поре на пляже никого не было. Скинув майку и шорты, я потуже завязала на шее купальник и протянула Маркосу одну из масок. Но он стоял, смотрел на меня и не двигался. Я нырнула.
В ушах шумело, и дно, видное в прозрачных водах Ливийского моря на несколько метров, сейчас сливалось и качалось перед глазами.
Вынырнув, поплыла к берегу быстрыми гребками, точно подталкиваемая злостью. Встала перед сидящим на камне Маркосом и спросила:
- Что ж ты за грек такой, что не любишь море? Как можешь ты не уходить в него с головой и не дышать до одури травами? Ах, да, - усмехнулась я, - ты ж англичанин!
Он хотел ответить, но мной владело такое раздражение, что замолчать я уже была не в силах:
- У тебя поцарапана нога, как можно лезть в воду... Какой ты нежный, Маркос. Зато так хорошо разбираешься в музыке и литературе! Но где, черт возьми, ты вычитал всю эту ересь насчет стихотворных цитат и рассказов о своих романах?
Тут я осеклась и наконец замолчала. Висела в воздухе водяная пыль, вставали вдали три скалы Триопетры. Мой мир молча смотрел мне в глаза. На кого я злюсь: на человека перед собой или на себя? Обвиняя его в инфантилизме, не инфантильна ли сама - серчающая на поклонника за то, что разочаровал меня.
Избегая встречаться взглядом с Маркосом, я стала карабкаться по склону. Наверху подождала красного, с прилипшими к потному лбу волосами кавалера - подниматься по дюне с непривычки очень тяжело. Я перестала задыхаться только после пары недель ежедневных лазаний вверх-вниз.
- До свидания, - сказала я и пошла по тропинке к отелю.
Обернувшись через плечо, увидела его фигуру на краю дюн. Он смотрел на ослепительную синеву перед собой, пытаясь отдышаться.
Злость моя отступила, как отступает опьянение. Пришли усталость и, что неприятно, раскаяние. Все же надо отдать должное незлобливому характеру Маркоса... Честнее было сразу свести на нет общение, чем таскать его вверх-вниз по склону и говорить обидные слова.
Весь день я уныло бралась то за одно, то за другое. А вечером позвонил Иван:
- Наше вам с кисточкой. Вер, какого хера ты доводишь до истерик богатых мальчиков?
К тому времени я сидела на балконе, пила коньяк и смотрела на звезды.
- Вера, с критской золотой молодежью надо обращаться нэжно-нэжно, у них очень чадолюбивые родичи.
- Ну и что? - отстраненно спросила я.
- А то, - взорвался Иван, - что он сын владельца здания, в котором у меня таверна, твою мать! А сегодня он делает дебош в ханьевском клубе с пьяными слезами и выкриками твоего имени. Его бережно выносят, везут к папе. Папа звонит мне. Оно мне надо?
- Маркос? Дебош? - Я счастливо рассмеялась. - Значит, ничто человеческое ему не чуждо!
Иван помолчал.
- Ты нализалась?
- Я думала: ах, цветочек аленький сломала! А он никакой не цветочек, он, знаешь, бабник какой?! У-у-у-у...
- Ты нализалась.
И фыркнул:
- А синхронно это у вас. Может, и впрямь - любовь?
- Иди ты!
- Ладно, люба моя, топай до кровати. Завтра я приеду. На выходные. Посмотрю, что там у вас за межнациональный любовный хоррор.
Назавтра Ваня явился, когда я пила кофе на кухне таверны, прячась от солнечных лучей, как вампир. Ибо с коньяком вчера перебрала.
«А хорошо, что Маркос не знаком с Иваном, - думала я, глядя на фигуру, возникшую в дверном проеме. - Иначе точно решил бы, что у нас любовь, и мучился еще и от ревности. Потому что как с таким не может быть любви?»
За лето Иван загорел до темно-бронзового цвета. И, когда улыбался, белые зубы и серые глаза ослепляли.
Обведя взглядом кухню, он прищурился на травы под потолком.
- Мария сказала, что из цветов ухажера ты собираешь лекарственный гербарий. - Тут Иван начал ржать, сгибаясь пополам.
- Мать, да ты совсем одичала! Следующий пункт - насаживание голов поклонников на шесты ограды! Надеюсь, ты хотя бы не трахалась с ним. Иначе, как честная женщина, обязана взять хлопца замуж, - продолжал веселиться он.
- Он младше тебя на пять лет. Ты знала? - отсмеявшись, спросил Ваня.
- Догадывалась, Петросян, - буркнула я.
- Ну, не журись. Будет. Мария говорит, ты со вчерашнего дня рефлексируешь.
- Что, так и сказала - «рефлексируешь»?
- Смысл был такой. Еще сказала, что ты похожа на царевну из русской сказки. Тихо живешь в глуши. Ткешь, стряпаешь, собираешь экологически чистые корешки.
Он улыбнулся:
- Пойдем, царевна, дядько Иван привез тебе няшку за хорошую работу.