— Ты сам-то в Бога веришь? Я раньше, знаешь, и украсть чего мог по молодости, так, ерунда. Потом остепенился: бизнес, церковь. Ну, семья. Сначала польза пришла духовная, потом практическая! Раз не могли мы никак с товарищем одним договориться, много кто с ним работать хотел. Хорошие были перспективы, очень! — он показал большой палец — Но вообще никак! Нет и все, неинтересно ему общаться, говорит! Сам будет двигаться, да и мама еще сильно болеет.
Спина у рассказчика, видимо, затекла и он скривился лицом и телом, потягиваясь и выкручивая руки в стороны.
—Ну я дал денег на лечение — он скукожился в исходную позицию и убавил тон, чуть ли не перейдя на шёпот — Помочь-то - это дело христианское. Там уж не отвертится.
Еще чуть помусолив книгу, мужик явно засомневался, будет ли он ее дочитывать, и поставил неугодное писание между ног.
— А ты о чем думаешь? А? Молчишь.
Попутчик выдержал паузу, приподнял голову и заговорил:
— Дед мой как-то ружье взял на дачу. Сказал, можно выстрелить строго перпендикулярно, так дробь обратно на макушку приземлится. Я к нему подбежал, обнял крепко, он целился-целился и пальнул.. Долго ждали, так ничего с неба и не свалилось.
Автобус сделал резкий поворот и водитель, заглушив мотор, как он расчетливо делал уже несчетное число раз, скатился полукругом с небольшой горки и передними колесами заехал на траву. Лысый мужичок выдохнул, привычно провел по лысине рукой, будто укладывая назад невидимые волосы, и опустил ноги на пол.
— Мужик.. — взгляд джентльмена расплылся в печали — Как так вышло, что растил я, бабки вкладывал я, духовно, блядь, воспитывал я, любил я в конец концов, а дочу жизни учит какой-то Христич?
Изливший внутреннюю боль и разочарование рассказчик расстроился еще сильнее — сочувствие, столь ему в тот момент необходимое, найти в глазах молчуна не удалось. Тот наоборот посмотрел на него отрешенно и пренебрежительно, поднялся со скамьи, покосился и, будто даже не собираясь делиться мыслями вслух, все же бросил короткое “Да ну”.
Он вышел из автобуса и потянулся, окинув взглядом конечную станцию маршрута — кладбище. Вблизи располагались совсем уж несуразные осыпавшиеся надгробия, неровно торчащие из земли, заросшие и грязные. Подальше расставленные по обе стороны дорожки более-менее ухоженные мраморные, деревянные и всяко разные кресты и могилки подсказывали о более внятном статусе покоящегося. Еще впереди виднелись полноценные памятники и другие впечатляющие сооружения — некоторым из них в описании не удалось бы избежать эпитета “величественный”.
Вытащив из кармана уже замусоленную и мятую-перемятую бумажку, мужичок уверенным шагом устремился к импровизированному входу на территорию кладбища, коим являлась почти опрокинутая железная ограда, каменная скамейка со сквозной трещиной, очевидно неработающий покосившийся фонарь без лампы и уходящая внутрь тропинка.
Вслед удаляющемуся человеку, щурясь и шевеля усами, смотрел водитель, так и не выпустивший руль, хоть автобус и давно стоял на месте. Приблизив голову к баранке и наклонившись, он будто пришел в себя, округлил глаза, охнул и подскочил.
— Давай уже! — махнул рукой дед оставшемуся в салоне пассажиру, на удивление ловко для своего возраста прыжком минул ступеньки и побежал следом за лысым мужчиной. Тот уже скрылся за одним из монолитов, но далеко уйти всяко не мог. Не решился остаться в одиночестве и джентльмен — преодолев несколько рядов надгробий всех возможных форм, к слову, несущих в бесконечно вечное отдаленно знакомые фамилии, он обогнул угнетающе белоснежный склеп и неожиданно уткнулся носом в чью-то мощную грудь.
— Стой! — нарушителя одновременно жестко, но учтиво оттолкнули на шаг назад. Дорогу перегородил высокий и крупный дядя, облаченный в военную форму. Погоны пошатнувшемуся мужчине ни о чем не говорили, разглядеть их в силу разницы в росте было проблематично. Вскинутая на плечо винтовка — вот уж что ясно давало понять: дальше ходу нет.
Джентльмен попытался глянуть вояке через плечо и даже в легком отчаянии подпрыгнул, но затея удачей не увенчалась. Тогда он сделал пару шагов в сторону, и к его удивлению живое препятствие осталось на месте, что позволило свободно оценить представшую перед глазами картину.
Немного поодаль водитель автобуса усердно жал руку лысому молчуну и что-то приговаривал — речь его слышно не было да и по губам прочитать не удавалось. Рядом же с ними расположились трое солдат, терпеливо наблюдавших за развернувшейся церемонией почтения. Освободив бывшего пассажира от удовольствия неистового рукопожатия, дед на прощание поклонился. Когда он проходил мимо джентльмена в костюме, тот слегка прихватил его за рукав и спросил: “Это кто?”. Водитель повел плечом и ответил с такой интонацией, будто и дураку было понятно, с кем он только что общался: “Христич”.