В это же время разоблаченного писателя обступили с двух сторон, третий же участник процессии расположился за спиной, тогда как сам лысый товарищ слегка выгнулся и посмотрел вверх. Раздался хлопок и колени Христича согнулись, он вот-вот должен был на них опереться, но провалился в заблаговременно вырытую яму. Военные какое-то время смотрели вниз, когда один из них выбирал подходящее пистолету место у основания надгробия, потом синхронно поклонились, схватили лопаты и принялись закидывать землей свежую могилу.
Господин в костюме молча наблюдал за происходящим, лишь удивляясь тому факту, что сопровождавшая его еще с посадки в автобус тревога слегка отступила. Он достал из кармана бумажный листок и протянул его проходящим мимо солдатам, завершившим акт погребения, но те не продемонстрировали ни толики интереса к документу.
“Ээ.. а я?” — опешил джентльмен, но они лишь ускорили шаг, не оглядываясь. Гаркнула пролетавшая мимо птица, и господин пришел в себя около неработающего фонаря, куда он устремился сбитый с толку, по факту свободный или вовсе никому не нужный.
Потирая пальцами натянутый на цепочке крест, он шагал вдоль дороги — справа располагалась густая роща, слева тоже торчали деревья, но редкие. Мужчина порой старался обойти или перепрыгнуть очередную лужу, иногда же забывался и в который раз мочил туфли вместе с носками. Думал он вновь о дочери и удивлялся, что отца бессовестно предали, вдохновившись философией лысого шарлатана, иронично застреленного на его глазах минут эдак двадцать назад. Он хмурился и бормотал под нос что-то нечленораздельное, как вдруг остановился, выругался и открыл книгу на случайной странице.
“.. Достичь же умиротворения и приземленной гармонии очень просто, надо лишь перегореть душой и телом: окружить себя ворохом проблем и переживаний — да так себя самого запугать и расстроить, чтобы включилась защитная реакция, позволяющая разуму отстраненно и трезво оценить происходящее. Если организм здоровый, иначе жить уже не захочется..”
Джентльмен чуть было не взвыл из последних сил, то ли предельно недовольный прочитанным, то ли потому что все это время стоял посреди лужи. Неуклюжими прыжками он выбрался на сушу и еще какое-то время шагал вперед, как заметил, что уже смеркалось. Чем больше господин отдалялся от кладбища, тем почему-то сложнее ему было сконцентрироваться на конкретной теме внутреннего монолога. Когда же мысли стало и вовсе практически невозможно формулировать, он вновь выбрал случайную строку философской мешанины:
“.. тому скажу я так: ты успокойся и поменьше думай о космосе — проще будет разобраться в элементарном быте..”
Трудно было джентльмену признать пугающее наблюдение: прочитанная мысль за авторством Христича прозвучала в голове громко, объемно и ясно, будто адресованная конкретно ему, тогда как личные переживания растворились в тишине. Книга зашуршала, раскрываясь в воздухе, благодаря чему замедлила падение и шлепнулась в лужу.
…
Обратная дорога до кладбища заняла времени куда больше ожидаемого, так далеко к своему удивлению ушел мужчина. Впрочем, удивленным его состояние назвать по праву уже было нельзя — подобное наблюдение мозг обработал равнодушно. Джентльмен спустился к неработающему фонарю и миновал уже знакомые захоронения, завернув за совершенно безобидный белоснежный склеп. До могилы Христича идти оставалось несколько шагов и с каждым преодоленным метром голову мужчины покидали последние намеки на угасающую озабоченность. Он опустился на колени, положил на небольшую горку мокрую и грязную книжку, отвернулся, будто стесняясь взглянуть на надгробие, как вдруг губы его непроизвольно скривились в улыбке, а пустоту в голове заполнила приятная гудящая вибрация. Нащупав на земле пистолет, он положил подбородок на ствол и, затянув воздух в легкие так сладко и глубоко, как никогда прежде, спустил курок. Туловище повалилось вперед, и еще рыхлая земля вынужденно исполнила роль вечной колыбели.