Игра стоцветных самоцветов
Небесной музыкой звучит.
Но в сердце нет для них ответа,
Душа испуганно молчит.
Сложить слова молитвы новой,
Взойти в нетленный этот храм
Дерзну ль, в отребьях и в оковах
Бредущий по земным тропам?
Но был мне знак: спустилась Дева
Ко мне с таинственных высот,
Моей души неплодной чрева
Благословя грядущий плод.
И как архангелу из рая
Она ответила в веках,
Так я сказала ей: «Не знаю
Я мужа в одиноких днях».
И как архангел ей когда-то,
Она ответствовала мне:
«Зачнешь свой дух от Духа свята,
Взрастишь и утвердишь в огне».
«Я полумертвое пшеничное зерно…»
От смоковницы возьмите подобие.
От Матфея
Я полумертвое пшеничное зерно,
Но жив росток мой, к солнцу устремленный,
В точилах времени я новое вино,
И колос я, и жнец, к нему склоненный.
Как на смоковнице весеннею порой
В набухших почках листья уж готовы,
Так и моя душа над тесною корой
Полна движеньем творческого слова.
Свершенью горнему покорствует она.
Что будет впредь — о том ей знать не надо.
Но в вышине лазурная весна
Ей шлет свой луч из Голубого Сада.
«Синеет сумрак за окном…»
Синеет сумрак за окном,
Предвестный знак утра.
Душа полна прожитым днем,
Таинственным «вчера».
Куда ушел он, прожитой
В такой печали день,
В какую даль уйдет со мной
Его печали тень?
Всё голубей и голубей
Ночная грусть в саду.
И вижу сквозь навес ветвей
Рассветную звезду.
«Что изменилось во мне иль в мире…»
Что изменилось во мне иль в мире,
Стал я старей и недужней,
Но сердце раскрылось
Свободней и шире,
И многое стало ненужным,
Что раньше потребой
Мучительно страстной
Туманило душу,
И ясности неба
Ничто уж не властно
Нарушить.
ИЗ КНИГИ «ПРОХОДЯЩИМ И УШЕДШИМ»
«Опять сплетенные руки…»
N.N.
Опять сплетенные руки.
Опять к устам уста.
Какая скука и мука,
Какая тщета.
Голубое небо мое далекое,
Ты знаешь не этот путь.
Ты нисходишь в ночь одинокую,
В пронзенную грудь.
Упадают кровли и стены,
И на сердце нагое мое
Все звезды, все звезды вселенной
Струят сиянье свое.
Встречному прохожему
Что мне до твоей судьбы,
Нищий странник босоногий?
Нет конца моей дороге,
Для ночлега нет избы.
Сломан посох мой дорожный,
Сквозь промокшее рядно
Дождь сечет меня давно —
В кабаке зипун заложен.
Всё же, всё же за тебя
Грудь сжимается невольно.
И что наг ты, сердцу больно,
Как ни больно за себя.
Памяти трамвайной встречи с китайцем
Какие странные народы
С раскосым хитрым блеском глаз
Во имя правды и свободы
Из мглы веков ползут на нас.
Гостеприимно их одели
И русской кожей, и сукном.
Но ток вражды закоренелой
Сквозит в них беглым огоньком.
Под желтой маской азиату
От недоношенных свобод
Каких потайных целей надо,
Какой истории здесь ход?
Гляжу и думаю: мы братья,
Но был и Каин на земле.
И тайный знак его печати
Ищу на узком их челе.
Затерянному в пустынях мира
Где этот берег, что во мраке
Моих провидений ночных
Мне световые чертит знаки
В пустынных безднах мировых?
Мои ль там черные затоны
Иль кто-нибудь душе родной,
В ночи погибнуть обреченный,
Перекликается со мной?
Прочесть я знаков не умею,
Но вижу, вспыхнул уж маяк
Над темной пристанью моею
И начертал призывный знак.
Эскизы Interieur ’ов
I. «Фиолетовый приют…»
Фиолетовый приют
Фантастических дерзаний.
На стенах и там, и тут
Снов Мировича созданья:
Небывалые цветы,
Пальмы, алые закаты,
Искаженный лик мечты,
Смутный сказ о непонятном.
Три мадонны — отчий дар.
На старинной шифоньере
Целый маленький базар —
Деревяшки, птицы, звери.
Вот Кольцовский мужичок,
Вот в кокошнике старушка.
Длинноносый куличок
И неведома зверушка
С хризолитовым глазком.
Книги — желтая «София»,
Два Шмакова не в подъем.
Приключения лихие
(Корректура «Следопыт»).