Решительный поворот в жизни случился уже через месяц. Человек, который в дальнейшем стал для Сатико Папой, пришел в ночной клуб холодной мартовской ночью I960 года. Невзрачный с виду, полноватый, лысый — зато очень богат. Его сразу заинтересовала девушка, которая так удивительно напоминала статуэтку, украшавшую книжный шкаф у него в офисе. Он пригласил Сатико за столик и с тех пор не пропускал ни одного вечера. Однажды, собравшись в деловую поездку в Париж, Папа предложил Сатико сопровождать его. Она должна была вылететь раньше и встретиться с ним уже на месте. Возвращаться предполагалось также по отдельности.
— Я согласна, — ослепительно улыбнулась Сатико, — только хорошо бы мне побыть там одной подольше, хотя бы неделю. Хочу изучить, как одеваются французские женщины.
Папа рассмеялся.
— Конечно, почему бы и нет. Делай как хочешь.
— Спасибо, я буду счастлива, — улыбнулась она еще ослепительней, — но если вы хотите сделать меня вдвойне счастливой, дайте мне две недели.
Папа не был мужчиной ее мечты, зато городом ее мечты был Париж. Одна мечта из двух — это уже неплохо.
Чтобы использовать время эффективнее, Сатико распланировала поездку вместе с преподавателем французского. Через две недели она уже чувствовала себя в Париже как дома и смогла показать Папе целый мир, о котором он не имел ни малейшего понятия, хотя ездил туда уже в шестой раз. В течение трех дней Сатико была его гидом, учителем и любовницей. Они обедали у «Максима», пили шампанское. Даже самая шикарная блондинка не смогла бы вызвать такую зависть в глазах мужчин всех национальностей. Официанты и владельцы магазинов сбивались с ног, чтобы услужить ей. Даже женщины благосклонно улыбались, глядя на элегантную экзотическую даму. Люди на улице оборачивались. Папа был в полном восторге. Такого успеха он не ожидал.
Вернувшись в Токио, он предложил Сатико остаться с ним.
— Уходи из клуба, — сказал он, — и я куплю тебе собственное дело. Какое хочешь, в пределах разумного, конечно.
Это был шанс, и Сатико не собиралась его упускать. Она тут же принялась планировать шаг номер два. После пяти месяцев упорного труда ей удалось открыть маленький модный магазинчик в районе ночных клубов. Замысел состоял в том, чтобы обслуживать девушек, работавших в них. Сатико знала по опыту, сколько разной одежды требуется им для работы, и предвидела широкую клиентуру. Одна из комнаток позади торгового помещения превратилась в мастерскую, где работала нанятая швея.
Кроме платьев магазинчик торговал дорогим женским бельем и работал круглые сутки. Девушке из клуба достаточно было позвонить по телефону, и она получала все, что хотела. Больше всего заказов поступало ближе к утру, когда девушки отправлялись домой с клиентами. Подвыпившие и размякшие мужчины легче раскошеливались на что-нибудь изысканное и дорогое для своих сексуальных куколок. В результате бизнес Сатико сразу стал приносить прибыль.
Папа, впрочем, оказался не слишком доволен ее успехами. Разумеется, он был не против, чтобы дело приносило деньги, но предпочитал иметь Сатико в своем распоряжении в любое время дня и ночи. В результате ей пришлось нанять еще одну продавщицу для ночной работы. Впрочем, и Папе приходилось соблюдать осторожность. Он был йоси — так называют в Японии мужчин, принятых в семью жены в качестве сына. Это давало законной супруге очень сильные позиции, и она не потерпела бы у мужа второй жены на стороне.
Сатико предложила сделку. Папа даст ей деньги на покупку хорошей квартиры, которые она будет отдавать в рассрочку за счет прибылей магазина. Коньком сделки было обещание Сатико не уходить от Папы до тех пор, пока она полностью не выплатит долг. Папа согласился: магазин приносил немалую прибыль, более того, уже принимал заказы от известных шоу-продюсеров. В подсобных помещениях теперь работала не одна, а целых три швеи.
В один прекрасный день покупка квартиры состоялась. Папа приехал с портфелем, до отказа набитым банковскими пачками десятитысячных купюр. Как ему удалось незаметно изъять такую крупную сумму из семейного бизнеса, Сатико предпочла не интересоваться. Она подписала долговое обязательство, по которому должна была дважды в год выплачивать Папе четверть всех прибылей магазина. Сделку отпраздновали шампанским в постели. Хотя договор был неформальный, Сатико собиралась честно его выполнять. Первая выплата была назначена в первых числах января, но перед самым Новым годом Папа, сидя в офисе, получил обширное кровоизлияние в мозг. Когда приехали врачи, он уже скончался.
На сорок девятый день после его смерти Сатико, встав на колени перед туалетным столиком, где стояла фотография и горели две свечи, поднесла зажигалку к долговому обязательству и от его пламени подожгла курительные палочки. Потом выпила за упокой души своего благодетеля бокал шампанского. Шел 1963 год. Через несколько месяцев она открыла ателье «Сати». В мастерской работали уже пятеро.
*Рассеянно ковыряя фаршированную перепелку с виноградом, Сатико кратко обрисовала подруге свои приключения в те годы, что они не виделись.
— Подумать только, как многого ты достигла! — восторгалась Мисако. — Мне повезло, я смогла окончить университет, но получила всего лишь офисную работу, да и ту бросила через два года, когда вышла замуж.
— Зато ты жила нормальной жизнью, — пожала плечами Сатико. — Ничего плохого в этом нет.
— Плохо то, — вздохнула Мисако, — что мой муж завел любовницу и теперь требует развода. Она беременна, так что с его стороны все очень серьезно. Вчера он сказал, что хочет этого ребенка. Ему нужен сын. Я просто не знаю, что делать. — Она повертела на пальце золотое обручальное кольцо. — Свекровь говорит, он собирается выгнать меня из дома. Так что с моим браком все кончено, а я даже мать не поставила в известность, просто оделась и убежала утром куда глаза глядят…
Сатико закурила сигарету и задумчиво выпустила дым в потолок. Потом сказала тихо и очень серьезно:
— Думаю, Тиби-тян, тебе лучше пока переехать ко мне. У меня есть свободная комната.
Мисако вытаращила глаза.
— Ну что ты, я вовсе не собираюсь тебя стеснять…
— Когда я была маленькая, — возразила Сатико, — то проводила много времени у тебя дома, не раз ночевала и обедала. Твои родители были очень добры ко мне. Теперь у меня появилась возможность отплатить за добро.
— Брось, ты ничего мне не должна.
— Послушай меня. Мне кажется, сегодня нас свела вместе сама судьба. Поехали ко мне, расскажешь все подробно. Потом позвонишь матери, она имеет право знать. Скажешь, что будешь жить у меня, она вряд ли меня забыла.
— Она будет так волноваться, — вздохнула Мисако, смахивая слезинку.
— Вот и пускай. Хорошо, когда есть люди, которые волнуются за тебя. Я тоже за тебя волнуюсь. Как только приедем, позвоню адвокату. Ты должна с ним поговорить, завтра же. Поняла?
— Хидео вчера тоже советовал мне поговорить с юристом.
— Понятно, — улыбнулась Сатико. — Только едва ли он имел в виду Исао Огаву.
17
Двадцать две! Тэйсин любовался на коробки рисового печенья, уложенные рядами у стены в кладовой. А еще благовония, чай… Настоящее изобилие! Никогда на его памяти храм не имел таких запасов, и все это пожертвовали прихожане по случаю кончины Учителя. Наведение порядка в кладовой было первым в списке дел на неделю, который Кэйко составила для Тэйсина, и он старался не разочаровать ее.
Разложив все припасы, монах выбрал самую красивую из коробок с печеньем и аккуратно обернул ее нарядным темно-синим фуросики.[4] Подарок предназначался смотрителю сада Симидзу. Тэйсин давно собирался нанести туда визит, который Кэйко также включила в список. Вежливость требовала принести извинения от имени храма за беспокойство, причиненное внезапной смертью настоятеля во время совершения обряда.
Смотритель оказался дома один, его жена отправилась за покупками. Он тепло приветствовал священника, пригласил войти и стал сочувственно охать по поводу того, как тот похудел. Тэйсин, сидевший, поджав ноги, на татами, со смущенной улыбкой махнул рукой.