Сатико, привстав, чмокнула артиста в щеку и пригласила к себе за столик.
— Разве только на минутку, — проворковал он со сладкой улыбкой, обмахиваясь кружевным веером. — На самом деле я хотела лишь поздороваться и поблагодарить за новое платье. Оно просто прелесть… — Веер продолжал мелькать, но густо подведенные глаза не отрываясь следили за Мисако.
Сатико представила их друг другу, последовали обычные вежливые слова и поклоны, потом разговор вдруг пошел по-французски. Мисако чувствовала себя немного неловко, но была невольно очарована изящными взмахами веера, движениями роскошных фальшивых ресниц и музыкальным потоком незнакомой экзотической речи. Наконец, рассмеявшись раскатистым грудным смехом, испанская красотка снова обменялась с Сатико поцелуями и поплыла, шурша кружевным подолом, к своему столику, где ее дожидался невзрачный мужчина хрупкого сложения, не забыв, однако, напоследок обернуться и, щелчком закрыв веер, взглянуть на Мисако с многозначительной улыбкой.
— Очень приятно было познакомиться, Мисако-сан… Уверена, мы еще увидимся.
Последние слова, брошенные через плечо, заставили Мисако передернуться.
— Один из лучших моих клиентов, — объяснила Сатико, возвращаясь к еде. — У меня вечно проблемы с его здоровенным кадыком, приходится то шарфом прикрывать, то как-нибудь еще… На этот раз — стоячий воротничок из черных кружев. Неплохо смотрится, правда? Бедняга… Ну как мечтать о женской красоте с таким голосищем и огромными ногами?
Мисако не поддержала смеха подруги.
— Почему он так на меня смотрел? — подозрительно спросила она. — О чем вы говорили по-французски?
— Он интересовался, не любовницы ли мы, — объяснила Сатико, прожевывая рыбу. Мисако ахнула, прикрыв рот рукой. — Я сказала, что ты моя секретарша, вот и все. — Подруга хихикнула. — Похоже, он не поверил.
Мисако, красная как свекла, молча смотрела в тарелку. Подружка, глянув на нее, рассмеялась еще громче.
— Да не будь ты такой серьезной, Тиби! Это же просто смешно.
Мисако, обернувшись, вонзила яростный взгляд в спину испанки.
Сатико продолжала хохотать:
— А он и вправду хорош. Красотка хоть куда… Скажешь, нет?
— Разве что в качестве манекена, — сердито буркнула Мисако.
Сатико подозвала официанта и послала артисту на столик бутылку шампанского. Расплатившись по счету, подруги встали и направились к выходу.
— Merci, Сатико-сан, merci! — донесся грудной голос. — Приятной вам ночи!
Последняя фраза сопровождалась взрывом смеха. Мисако снова почувствовала, что краснеет. Сатико обняла ее за талию и подтолкнула к двери, другой рукой прощально махнув певцу.
— Полагаю, — вдруг хихикнула Мисако, выйдя на улицу, — что твой учительский гонорар сегодня сильно прибавился.
Идя пешком три квартала до следующего «образовательного учреждения», подруги беспрерывно хохотали, возбужденные от выпитого шампанского. Заведение носило название «Газовый свет» и представляло собой музыкальный бар, принадлежавший американской чете. Его постоянными посетителями были американцы, тосковавшие по родине, а также и японцы, которые отправлялись туда как в мини-путешествие по Штатам. Все в этом месте и в самом деле казалось странным и незнакомым. В зале толпились люди с чудными бумажными колпаками на головах, и каждый, стоял он или сидел, держал в руке стакан с выпивкой.
Схватившись за кашемировую шаль Сатико, чтобы не потеряться, Мисако протиснулась сквозь толпу и пристроилась на табурете у стойки, получив бокал все того же шипучего напитка. Чувствовала она себя крайне неловко, но продолжала весело улыбаться, чтобы не огорчать подругу. Глядя на нее, Сатико решила, что вполне может позволить себе ненадолго отлучиться. Она высмотрела на другом конце зала очередную известную актрису, которую надеялась заманить себе в клиентки, и отправилась к ней с бутылкой шампанского. Мисако сидела как на иголках. Застенчиво улыбаясь пианисту, она пыталась присоединиться к хору гостей, распевавших про какого-то черного дрозда, с трудом выговаривая трудные английские слова. У японской девушки, сидевшей рядом, словарный запас был явно больше, и она чувствовала себя здесь как дома, хотя пришла сюда, по-видимому, одна.
— Как хорошо вы знаете американские песни! — восхитилась Мисако. — Вам приходилось жить в Америке?
— Нет, — улыбнулась девушка, — просто долго учила английский… Вы тоже решили подцепить американца?
Мисако настолько успела привыкнуть к неожиданностям, что на этот раз даже не покраснела.
— Да нет… — начала она, но тут к ней внезапно склонился, покачиваясь и дыша перегаром, огромный мужчина в колпаке.
— Охо-хо! Вы только поглядите на эту японскую куколку! — заплетающимся языком произнес он. — Теперь я знаю, к кому пристроиться, когда пробьют часы.
Мисако в ужасе отпрянула. Отвисшие слюнявые губы незнакомца искривились в похабной улыбке. Приятель потянул его за рукав к стойке бара.
— До встречи, куколка! — успел бросить пьяница через плечо.
— Чего он хотел? — обеспокоенно спросила Мисако соседку. — Что будет, когда пробьют часы?
— Разве вы не знаете, как иностранцы встречают Новый год?
— Нет, — покачала головой Мисако, — я всегда встречаю его дома с родными или хожу в храм.
Девушка расхохоталась так громко, что пианист обернулся от рояля и с улыбкой подмигнул. С губ его свисала зажженная сигарета, пальцы продолжали резво бегать по клавишам.
— Ну так слушайте, — снова хихикнула девушка. — Перед самой полуночью все, кто в зале, начнут хором считать: «Десять, девять, восемь…» и так до одного, а точно в двенадцать часов станут орать во весь голос «С Новым годом!» и целоваться. Пианист сыграет специальную новогоднюю песню, все будут петь и дуть в бумажные рожки, а потом снова целоваться…
— А кто с кем целуется? — перебила Мисако.
— Все со всеми! Это так здорово… Только держитесь подальше от того придурка, что сейчас подходил, он целуется языком.
— Что? — Мисако в ужасе вытаращила глаза. — Как это?
— А так, он старается засунуть язык в рот. И еще не вставайте с места, когда с ним целуетесь, потому что он вечно хватает за задницу, — предупредила девушка, не замечая, что «новенькая» вот-вот хлопнется в обморок. — А я уже решила, с кем буду стоять рядом, когда стукнет полночь, — продолжала она. — Видите вон того, с короткой стрижкой, на том конце стойки? Начну, пожалуй, пробираться, пока не поздно.
У Мисако перед глазами поплыли темные пятна, сердце колотилось как сумасшедшее. Подхватив сумочку, она поспешно сползла с табурета.
— Пожалуйста, — дрожащим голосом проговорила она, — будьте так добры, скажите моей подруге, что мне стало плохо от шампанского и пришлось уйти домой. Ее зовут Сатико, она сейчас придет и будет меня искать.
— О'кэй, — озабоченно кивнула соседка, — вы что-то и в самом деле такая бледная…
Не слушая ее, Мисако уже проталкивалась сквозь шумную толпу к двери.
Такси у выхода не было, а те, что ехали мимо, не останавливались — время было горячее. Мисако не знала, как показать жестом, что готова платить двойную цену, и, постояв минут пять на углу, пошла пешком.
Глубоко вдыхая холодный воздух, она старалась идти быстрее. До дому оставалось кварталов двенадцать, если не больше. К счастью, в районе Дзю-Бон улицы изобиловали лавками, и накануне праздника прохожих хватало. Привычные звуки и запахи успокаивали, здесь Мисако чувствовала себя в безопасности, невольно вспоминая дни, когда они с госпожой Имаи отправлялись закупать продукты на выходные. Интересно, как старушка справляется одна? Небось теперь смотрит новогодние передачи из кухни сквозь бамбуковую ширму. Проходя мимо красной будки телефона-автомата на углу, Мисако уже было нашарила в сумочке десятииеновую монету, но тут же передумала. Вдруг Хидео дома? Госпожу Имаи было жалко, но с мужем не хотелось общаться даже по телефону. От одного голоса свекрови она боялась расплакаться. Бросив монетку обратно в сумочку, Мисако пошла дальше, уныло глядя в землю. Хорошо бы сейчас пройтись по лавкам, купить что-нибудь к праздничному завтраку, но Сатико сказала, что все уже приготовлено…