— А соо… — робко кивнула Мисако.
Сатико старалась как могла переводить, но толку было мало. Мисако лишь молча сидела, держа в руке бокал. Шампанское было кислое, било в нос и щипало язык. Ну почему Сатико так его любит? И зачем ей этот вонючий сыр? В детстве в родной Ниигате они никогда не ели сыра, а когда взрослые говорили, что от иностранцев пахнет маслом и сыром, то вовсе не хотели сделать комплимент. Мисако с гораздо большим удовольствием отведала бы маринованной редьки, которую привезла из Ниигаты, а вместо шампанского выпила чашечку теплого сакэ, но не скажешь же этого подруге!
К счастью, пытка продолжалась недолго. Через двадцать минут шумная компания вывалилась в дверь, и Мисако осталась одна. Помыв посуду и убрав еду подальше от кошек, она стала прибираться в гостиной. Собой удалось заняться лишь к десяти часам. Включив воду в ванной, Мисако, как всегда, скривилась при виде многочисленных флаконов и склянок с ароматными маслами и пеной. Почему иностранцам так нравится все пенистое и шипучее? — спрашивала она себя, вдруг осознав, что лавировать между двумя мирами больше не в силах.
Лишь нежась в горячей воде, Мисако наконец смогла вновь пережить в памяти события последних дней. Запертая изнутри ванная комната была достаточно надежным местом, где мысли и воспоминания могли течь свободно.
По пути в дом, где жила родная сестра пропавшей Кику-сан, старый Хомма предупредил:
— Не ждите, что она много вспомнит. Столько лет прошло, да и возраст, сами понимаете. В последнее время она даже не всех узнает. В прошлом месяце спрашивала, кто я такой.
Старая женщина сидела на татами, закутавшись в несколько слоев шерстяных кимоно и шалей. Она казалась очень маленькой, не больше десятилетней девочки. Длинные пряди белоснежных волос были заправлены за уши. Господин Хомма представил гостей, они поклонились и уселись на пятки в формальной позе перед старушкой. В ответ она вежливо кивнула сморщенным обезьяньим личиком, которое время и солнце совместными усилиями исчертили тысячами глубоких борозд.
Хомма стал громко объяснять, кто эти люди и зачем приехали. Она слушала его, по-прежнему вежливо улыбаясь, но с пустыми глазами, словно кукла, украшавшая парадную нишу, и, похоже, не понимала ни слова, но лишь до тех пор, пока старик не произнес имя Кику.
— Кто? — переспросила она, слегка приподняв подбородок.
— Кику-сан, ваша сестра, которая давно пропала!
— Нас было четыре сестры, — проговорила она тоненьким голоском, похожим на мышиный писк, подняла иссохшую ручку, загнув внутрь большой палец удивительно детским жестом, и снова пискнула, еще более сморщив лицо, что, очевидно, означало смех. — Четыре — несчастливое число.
— Вы помните вашу сестру Кику-сан? — настойчиво спросил Хомма, нагнувшись к самому ее лицу.
— А, нет уха… — пропищала старушка, дотронувшись рукой до правого виска. — Уехала… совсем.
— Мы знаем, тетушка! — громко сказала дочь Хоммы, погладив старушку по плечу. — Эти люди из Сибаты!
— А, Сибата… — Она подалась вперед, вглядываясь в призрачные фигуры, застывшие перед ней. — Вы знаете мою сестру?
*Все еще улыбаясь воспоминаниям, Мисако вышла из ванной и направилась в спальню, где на кровати уже в ожидании разлеглись Клео и Коко. Ласково гладя кошку, она сразу вспомнила о другой, пушистой и трехцветной, с коротким хвостом, которую держали Хомма. За обедом в их доме она терлась о ноги гостей, выпрашивая подачку. Дзиро хотел прогнать животное, но Мисако не дала.
— Какая прелесть, — сказала она, почесывая кошку за ухом.
— Она приносит счастье, — усмехнулся Хомма. — Будь лодка побольше, брал бы ее с собой. Трехцветные в самый раз для рыбаков.
— Одно разорение от них! — вздохнула его дочь. — Снова ждет котят. Что с ними делать, просто ума не приложу. В деревне кошек и так девать некуда.
— Я возьму котенка, можно? — тут же подняла руку Мисако. — В храме Сибаты полно крыс, а кошки нет.
— Да берите хоть всех, — рассмеялась женщина. — Только Сибата далеко.
— Мы все равно приедем еще, привезем вам урну с прахом.
Хозяева неловко переглянулись.
— А соо ка? — проговорил Хомма.
— И привезем с собой священника из храма, — поспешно добавила Мисако. — Если, конечно, вы позволите…
Она не упомянула Кэнсё, не зная, как у него со временем, и не ошиблась. На обратном пути в Сибату он признался, что уезжает в Калифорнию.
Мисако отодвинула кошек и забралась под одеяло. Сердце ее щемило от одиночества при одной мысли о том, какой дальний путь предстоит другу. К кому теперь обратиться за советом? Вздохнув, она закрыла глаза, оживляя перед внутренним взором сцену прощания. Монах вновь стоит внизу, она на высокой ступеньке кухни, глаза их совсем рядом, полные слез. Вот ее голова вновь у него на плече, совсем как тогда… Только на этот раз Кэнсё поцеловал ее волосы и прошептал:
— Мне будет не хватать вас.
— А мне вас, — тихо ответила Мисако, и тогда его губы, слегка задев лоб и щеку, остановились напротив ее губ.
Что было бы, если… Лучше не думать. Внезапно монах отстранился и сухо наклонил голову:
— Я должен исполнить свой долг.
— Хай, — поклонилась Мисако в ответ. — Я понимаю.
Надев туфли, молодая женщина сошла с крыльца, и монах молча проводил ее до машины. Снова раскланявшись, они попрощались, и никогда еще слово «сайонара» не звучало так печально.
33
К третьей неделе июня дни стали жаркими и влажными. Шел сезон дождей. Утренний туман в Сибате лежал так плотно, что Конэн, направляясь к звоннице, казалось, плыл, а не шагал. Даже звон колокола звучал как-то приглушенно, словно голос певца через марлевую маску.
В полях все росло как на дрожжах, и уже в пять утра окна крестьянских домов светились электрическим светом, означая начало нового трудового дня. К полудню дождь, как правило, стихал, и солнце начинало пробиваться сквозь облака, наполняя воздух мягким сиянием. Зелень полей становилась изумрудной, а черепица крыш приобретала яркий красноватый оттенок.
Тэйсин ехал на велосипеде по проселочной дороге, виляя из стороны в сторону, и с улыбкой напевал себе под нос. Серое влажное небо с яркими голубыми просветами отражалось в зеркальной поверхности рисовых полей, по которым ласковый ветер гнал легкую рябь. Повсюду виднелись согнутые спины крестьян, медленно передвигавших ноги в жидком иле. Один из них, в широкой соломенной шляпе, на секунду разогнулся и сделал приветственный жест. Тэйсин жизнерадостно помахал в ответ и с удивлением глянул на небо, откуда донеслись далекие раскаты грома.
К трем часам дождь снова лил вовсю, набирая силу. Кэйко выглянула из окна конторы, разлинованного подвижными ручейками, и пожаловалась мужу, что счет за электричество в этом году будет астрономическим.
— Занята едва лишь половина коек, а свет из-за дождя приходится жечь во всем здании.
— Ничего не поделаешь, — сказал доктор. — Зато для крестьян дождь — великое благо, по крайней мере для тех, у кого тайфун не испортил землю. Урожай в этом году нужен хороший.
— И то верно, — вздохнула Кэйко.
*Мисако ждала такси у подъезда, переживая за новые туфли, итальянские и очень дорогие. Так всегда получалось, когда она отправлялась по магазинам с Сатико — покупать приходилось лишь все европейское… Где же такси? Кусты азалии возле дома больше не представляли собой роскошные холмы, переливающиеся волнами цвета. Мисако даже не успела заметить, как они отцвели, а ведь когда-то умела различить мельчайшие признаки каждого отрезка времени внутри сезона. Она вздохнула. Да, работа у Сатико здорово сушит мозги — бизнес и только бизнес.
Внезапно небо прорвалось, и крупные капли рассыпались по мостовой.
«Мои туфли!» — воскликнула Мисако, бросаясь под крышу подъезда.
Теперь придется ждать, пока дождь закончится. Ну и ладно, лучше опоздать, чем испортить такую дорогую вещь. Тридцать пять тысяч иен за туфли, подумать только! Она сразу подумала о храме, тут же почувствовав себя виноватой. Туфли красивые, спору нет, однако новая ванна для храма в Сибате стоит всего лишь вдвое дороже… Ничего, пусть молодой человек подождет, ему полезно. В конце концов, не так уж он и нужен. Еще один старший сын, а она поклялась, что никогда больше в жизни не станет жить со свекровью. Юрико притащила его на теннис, а теперь вот приходится идти вместе обедать, иначе подружки замучат упреками, уж больно им не терпится, чтобы она начала наконец новую жизнь. Мисако вздохнула. Все вроде бы хорошо, дорогая одежда, красивый мужчина, модный ресторан… а из головы почему-то все не выходит старая, прогнившая деревянная ванна в храме Сибаты.
*