— Ну? — спросил я у, твою мать, не побоюсь этого слова — оппонента, когда от него отбежал шнырь, — Хочешь дальше? Как раз моё место освободится на празднике.
— Живи дерьмоскрёб. А твоего голубого, я потом прижму.
— А ты доживёшь до утра? Землянка одна.
Ряха молча развернулся и захромал в свою сторону. За Толикама я не волновался — пофиг, мне бы со своими бы проблемами расхлебаться. А вот Ряха, гарантирую, спать не будет, пока меня не отправят на праздник.
Кстати насчёт неизведанности возможностей человеческого мозга, могу авторитетно заявить, что человек может спать, и одновременно сканировать звуки вокруг. За шесть лет у орков, ни одна сволочь не смогла ко мне подойти так, чтобы я не проснулся.
Утро началось с заунывного голоса одного из прихвостней кормов,
— Вста-а-али.
— Я те в глотку фекалий насую, — раздалось из темноты.
Нормальное утро с нормальным звонком будильника. Быстро встать и на построение, последнему — одна палка.
Умывшись в одной из бочек и порадовавшись с десяток минут восходу местного светила, я пошёл отстаивать очередь за завтрокообедом. Не дай бог опять обделят — я дней через пять тогда сам на арену проситься буду. В этот раз у котла стоял Пидрот. В его смену, ввиду видимо определённых страданий толстяка в прошлые от кормовой жизни годы, порции бывали в полтора раза больше чем обычно.
После насыщения данной богами пищей — распределение работ. Нудно и долго, но иногда взбодряло. Меня, например, второй раз за неделю назначение заставляло быстрей кровь по венам течь.
— Хромой — на тренировку, потом, если сможешь к хрумзам.
Лучше уж к дикому. Тренировка! Мерзопакостное занятие. Хотя кому-то нравится. Суть — ты груша для битья. Бить будут подростки орков. Те ещё твари. Орки воспитывали своих отпрысков в воинском духе и рабы покрепче постоянно страдали на мечном бое с орчатами. Рабам, конечно, тоже позволялось наносить удары, но все понимали — не дай бог травма... Ладно, если семилеток достанется, а вот если лет пятнадцати... Орчата к этому возрасту килограмм восемьдесят весили, отсюда выводы. Но меня выбор не касался. Отцы остальных выродков, старались выбирать чадам соперников посильнее. Клоп, например, за месяц уже дважды попадал. Но не отец этой несуразности. Он лелеял свой кактус и позволял ему самостоятельно выбирать спарринг-партнёра. Да, я знал своего "соперника" — Хырганос. Звали его немного по-другому, но я не мог выговорить рычащее наречье зелёных. Это ближайшая интерпретация. И так — Хыргонос. Четырнадцатилетний ушлёпок, не умеющий постоять за себя. Вот его неумение и стало моей Голгофой, уж извините христиане. Этой зелёной жабе, с отвисшими боками, не нравилось сражаться с равными, или хотя бы немного уступающими по силе. Не-е-ет. Ему нужна была жертва, а что может быть безопасней хромого дрища. Кстати вот отсюда я обладаю совсем даже неплохой реакцией.
И так — тренировка. На поле моего бития, я обязан прийти первым. Это единственный плюс экзекуции, так как Хыргонос ленив и явиться может, даже к вечеру. Раз он меня безумно порадовал, не придя совсем. Я тогда джигу танцевал. Зато в прошлый раз вынес мне два коренных зуба и это к четырём уже отсутствующим. Не ну один то так и так надо было. Но второй! Хороший крепкий жёлтый зуб! Был....
До обеда, в смысле полудня, я вялился. Переживать от ожидания какой-нибудь пакости, я отучился года четыре назад. Пакость, всё равно придёт, и зачастую совсем не с той стороны. Поэтому гонять себя напрасными терзаниями не стал. Я мечтал. Мечтал нормально поесть. Мечтал о сексе с восемнадцатилетней моделью имеющей бюст не больше второго размера. Ну не нравится мне большая грудь. Даже возбудиться успел. Тут ещё и три рабыни мимо прошли. Чумазенькие и возрастом не больше сорока. Эх! Как они стрельнули в меня глазками. Нет, я знаю, что не красавец, но плечи распрямил. Девчонки тоже страдают от отсутствия мужской ласки. М-м-м. Одну бы, пусть вон ту пострашнее, да в загон к хрумзам. М-м-м. У меня за бытие здесь, аж два раза было. Раз у корчмаря с четырнадцатилетней рабыней, а второй здесь, года три назад, в честь праздника один из орков разрешил девчонкам прийти к нам, не буду рассказывать, с кем я был. Насчёт четырнадцатилетней, здесь девушка ребёнком считается до первой крови, а там может всё — если конечно хочет. Правда, кроме этого, женскому полу данного мира больше стремиться было не к чему, так как невозможно. Наших феминисток бы сюда — пыл сбить.
— Хрра!
Твою мать. Он наверно мнит себя Робокопом, выходя на поле против меня. Меч — в смысле палку, обмотанную кожей он выбирал подлиннее. Я же выбирал полегче. В лёгкости моё, нет, не преимущество — спасение. Тяжёлой, даже если она длинная, я не успевал. А вот облегчённой — были шансы, что уйду без травм. Ни разу не получалось, но я знал — шансы были.
— Хрра!
"Свинья", — хотелось ответить, ну или ещё чего заканчивающееся на -я, -а.
Палка прошла мимо. Я разорвал дистанцию суперджампом, это когда, опираясь на больную ногу, я быстро перехожу на здоровую и прыгаю назад, слегка касаясь земли больной, оказываюсь снова на здоровой. Школа Хромого Шаолиня. Вы бы видели кульбит через врага в моём исполнении. Шучу.
Ш-ш-иу, — пропела оглобля этого придурка над головой.
Как там, если слышишь пулю — она не твоя. От следующего удара уйти не удалось. Морду Хырганоса осветила радость. Ему нравилось, когда было больно, разумеется, не ему.
И тут взыграла злоба. Твари зелёные! Уклонившись от очередного удара, я превозмогая боль метнулся к нему с колющим ударом в рёбра. "На, на, на", — я видел его обескураженную обидой морду и яростно бил ликуя. В конце, метелил уже кулаком в голову. Беспамятство наступило внезапно.
Глава 4
— М-м-м.
— О, очнулся, герой.
Голос знакомый. Ба! Клоп! Я открыл глаза. Яма лазарета, в смысле лекарская по-местному. Я уже пару раз просыпался здесь после палок.
— Вонючий, я жив? — память обрисовала последние слайды.
— Да как сказать. Пока — да. Но это ненадолго.
— Я его убил?
— Нет. Ты же ещё жив.
— Ну, да. А чего не убили?
— Так, кормы сказали, что отец зелени не хочет скандал развивать. Это же позор, побил самый слабый раб.
— Ты это, за языком то следи....
— Ну, почти самый слабый.
— Вот, другое дело. Я же всё-таки третий. С конца.
— Я рад, что ты шутишь, только...
— Чего? — голова болела ужасно, и тошнота прямо накатывала, похоже, сотрясение.
— Ну...
— Смертник ты, — раздался незнакомый голос.
Я повернул голову. На соседних нарах лежал здоровенный незнакомый мужик.
— Да он уже знает, — поддержал незнакомца Клоп, совсем не обнадёживая и не щадя моих нежных чувств.
— А ты кто? — спросил я мужика, хотя по отсутствию волос на голове и лице, уже догадывался.
— Это корм, из пришлых, — пояснил Клоп. — Ты уже третий день отдыхаешь. Вчера полсотни новых привели. Их кормы с нашими встретились.
— Кто кого?
— Ваши нас, — ответил мужик. — Но одного я отправил к богам.
— Шикарно. Кого?
— Кривого, — ответил вместо мужика Клоп.
— О-о-о, — я хотел посмеяться, но вырвался только вздох, отдавшийся в рёбра. — Я бы тебе руку пожал, если бы ты не был кормом. Так понимаю, ты тоже праздничный пирог?
Мужик промолчал.
— Клоп, чем он меня так? — я ощупывал голову.
Такой шишки не бывает. Она выпирала, казалось ещё на размер моей головы в бок.
— Не знаю. Думал, ты расскажешь?
— Бревном, — ответил корм. — Ты прямо сказание у рабов. Говорят, так ребёнка уделал.
Я засмеялся, Клоп поддержал.
— Чё хмыритесь, я бы на месте отца убил бы сразу, а не к лекарям.
— Так это не он меня, а отец. Клоп, а чего с этим? — я повёл головой в сторону корма.
— Легонько помяли, — понял меня раб.