Эти видения гнались за ней до самого входа в лачугу. Она отшвырнула кол и настежь распахнула тяжёлую дверь. Там горело в очаге весёлое пламя, и рыжие отсветы плясали по каменным стенам. Кузнец поднялся ей навстречу:
– Что с тобой, Лебяжье-белая?.. Тебя словно злые собаки кусали…
Она ответила, дрожа всем телом:
– Меня замуж хотят отдать, Волюнд. За сына конунга из соседней долины. А я видеть его не могу!
Волюнд не переменился в лице – только глаза вдруг потемнели, словно от боли. Он сказал:
– Так ты пожалуйся отцу. Ведь он любит тебя.
Бёдвильд всхлипнула:
– Он сказал, что я блага своего не понимаю… Он не стал слушать меня…
Волюнд пробормотал:
– Тогда расскажи жениху. Если он вправду любит тебя, он должен понять.
Бёдвильд подняла голову, чтобы не дать слезам покатиться из глаз. Одна гордость ещё поддерживала её.
– Мой жених только что обнимал меня на крыльце. Я вырвалась из его рук… Я туда не вернусь.
Волюнд глядел на неё угрюмо. Глухо прозвучал его голос:
– Мне-то ты зачем об этом рассказываешь, конунгова дочь?..
Бёдвильд молча закрыла руками лицо. Вот теперь незачем ехать к людям из чужого фиорда. Она снимет кольцо и бросит его в стылую воду. А потом и сама прыгнет следом за ним. И морская Богиня Ран поведет её далеко-далеко, в тёмное царство старухи Хель…
С трудом она выговорила:
– Не таких речей я от тебя ожидала. Не думала я, что ты так меня встретишь…
Волюнд промолчал.
Бёдвильд шагнула к двери, но он загородил ей дорогу. Взял её за руки, заставил отнять ладони от лица. Пальцы у него были не мягче ясеневых деревяшек… Волюнд тихо спросил:
– Так ли он тебе противен, этот твой жених из соседней долины?
Она не ответила, и он продолжал по-прежнему тихо:
– Может быть, моя любовь покажется тебе менее противной, Бёдвильд…
Если он ждал разумного ответа, он так его и не получил. Качнувшись вперед, Бёдвильд припала лицом к лохмотьям на его груди – и только пуще залилась слезами…
Потом он сказал ещё:
– Это колечко, которое у тебя на руке… Я его тебе не дарил, но мне нравится, что ты его носишь.
Бёдвильд наконец исчерпала все свои слёзы и прошептала:
– Что же теперь будет?..
Они разом покосились на дверь. И Бёдвильд сказала:
– Моя лодка слишком маленькая… А большие лежат в корабельном сарае…
Волюнд тяжело опустился на каменную наковальню. Ему трудно было долго стоять на ногах. Он сказал:
– Послушай меня. Я был охотником и бегал так, что не всякий олень мог от меня спастись, зато теперь я разучился даже ходить. Я попал к твоему отцу, и он велел ползать, а это не по мне. Вот я решил попробовать научиться летать…
Бёдвильд смотрела на него, не понимая, и он поднялся с наковальни:
– Идём, я тебе покажу. Возьми головню…
Они вышли из домика и вновь оказались в царстве холодного ветра и несущихся туч. Но валькирии больше не горячили над Бёдвильд своих крылатых коней. Куда более могущественные силы оберегали её – шёл ведь рядом с нею хромой кузнец и опирался на её плечо!
Волюнд привел её на другую сторону острова, к устью небольшой пещеры; Бёдвильд знала о ней когда-то, но давно успела позабыть. Когда они вошли в пещеру, Волюнд сказал:
– Теперь раздуй головню и смотри…
Головня вспыхнула, озарив низко нависшие своды, и Бёдвильд увидела крылья.
Они стояли в пещере, прислонённые к дальней стене… Вплетенные в тончайшую сеть, сияли белизной лебединые перья. Бёдвильд потрогала серебристую паутину и с удивлением почувствовала пальцами металл. А казалось – урони, и это кружево не упадет со звоном, а опустится плавно, как невесомая заморская ткань…
Волюнд сказал ей:
– Ещё одно звено из моих кандалов.
Бёдвильд вновь посмотрела на крылья:
– Но как же ты взлетишь?
Он усмехнулся:
– Есть птицы, которые, как я, с трудом ходят по земле. Они бросаются со скалы, и крылья подхватывают их в падении…
И продолжал, помолчав:
– Ты сядешь в лодку и отправишься в море, к тем скалам, что стоят вместе, словно три обнявшихся брата. Я прилечу туда за тобой, когда доделаю второе крыло.
Зелёная вода с шипением распадалась перед носом маленькой лодки. Свежий ветер наполнял заплатанный парус, сшитый из старого плаща. И молодое солнце, только что вставшее по другую сторону моря, расстилало свои лучи над самыми гребнями волн. И Бёдвильд прикрывала ладонью глаза, оглядываясь назад, в сторону острова Севарстёд…
Волюнд проводил её до тропинки, что вела вниз. Сошёл бы и к самой воде, но Бёдвильд его не пустила. Я стану волноваться за тебя, сказала она ему, и он не пошёл. Только спросил, не возьмет ли она безрукавку – ведь на воде будет холодно… Бёдвильд отказалась.
Волюнд неподвижно стоял на своей скале, глядя ей вслед. Пока окончательно не слился с чёрным гранитом…
А потом расстояние сделало остров похожим на тучу, уснувшую возле солнечного горизонта, и Бёдвильд перестала оборачиваться. Скалы Три Брата уже росли впереди, когда ей почудился плеск, доносившийся откуда-то сзади.
Она оглянулась.
Она не испытала бы большего страха, если бы великан Севарстёд вдруг разогнул свои каменные колени и зашагал по воде следом за ней. Распустив широкое расписное ветрило, её быстро настигала большая крутобокая лодка, та самая, которую она не надеялась похитить из корабельного сарая. А из лодки смотрели братья, Хлёд и Эскхере. И держали наготове два длинных багра.
Бёдвильд выросла у моря и знала – спастись не удастся.
– Братья!.. – крикнула она, напрягая голос. – Хлёд и Эскхере! Оставьте меня, не гонитесь!..
– Дочь рабыни! – донёс до неё ветер. – Мы наставим тебе синяков, если ты ещё раз назовёшь себя нашей сестрой!
Бёдвильд в последний раз посмотрела туда, где хмурились под солнцем гранитные утёсы острова Севарстёд. Только одно она могла сделать, пока лодка с близнецами не подошла слишком близко. Волюнд никого не найдет на скалах Три Брата. Но, может быть, чайки расскажут ему, где её теперь искать…
Резким движением она легла на борт своей лодочки, переворачивая утлую скорлупку. Братья что-то закричали ей, вёслами помогая парусу, мчавшему их вперед, но Бёдвильд уже не слышала. Зелёная морская вода хлынула ей в уши. Венок сорвался с головы, и, обгоняя её, отправился вниз, вниз, на далёкое тёмное дно…
Хлёд сказал:
– У неё что-то было на голове, такое блестящее. Я не разглядел. А ты?
Он сидел на корме рядом с Эскхере, сбросив мокрую одежду и закутавшись в запасной парус. Бёдвильд лежала у него в ногах и неподвижно смотрела в синее небо. Ременный пояс стягивал за спиной её локти. Хлёду пришлось нырнуть за нею так глубоко, как он никогда ещё не нырял.
Бёдвильд не пошевелилась даже тогда, когда лодка причалила и Нидуд с Рандвером заглянули через борт.
– Зачем ты её связал? – недовольно спросил конунг, обращаясь к старшему сыну. – И не лучше ли было бы прикрыть парусом её, а не себя?
Хлёд обиделся:
– Она удирала от нас, как ведьма, оседлавшая кита! А когда мы настигли её возле Трех Братьев, она кинулась в воду! Вот я её и связал, а не укрыл потому, что она этого не стоит!
Рандвер нахмурил светлые брови.
– Это моя невеста, и я не хотел бы, чтобы она заболела…
Хлёд огрызнулся:
– Тебе невеста, а мне сестра! И я имею право её наказать, а ты не имеешь!
Он успел уже позабыть, как сам только что отказывался от родства. Рандвер промолчал: не дело мужу спорить с неразумным юнцом. Он поднял Бёдвильд на руки и вынес на берег. И там, встав на колени, распутал ремни на её руках и ногах… Хмель повылетел у него из головы, и он дорого дал бы за то, чтобы прожить вчерашний вечер ещё раз. Он помог ей подняться и восхищенно сказал:
– Нидуд, как красива твоя дочь! И мне нравится, что у этого цветка есть шипы. Если бы я уже не попросил у тебя Бёдвильд, Нидуд конунг, я бы сделал это сейчас!
Нидуд расхохотался.
– Рандвер, ты настоящий орел! Однако я другое хочу сейчас тебе предложить и думаю, что это дело отгонит от тебя скуку. Помнишь, я обещал тебе подумать о приданом для Бёдвильд? Посмотри-ка на ту скалу, стоящую в море: мы называем её островом Севарстёд. Я тебе там кое-что покажу, и ты убедишься, что мне поистине ничего не жаль для Бёдвильд и для тебя.