Мать работала на заводе, но после сокращения, ничего другого не осталось, кроме того, что мыть полы в школе, где училась Вера.
Вот так и жили втроем с Верой, пухленькой розовощекой девочкой, которая донашивала одежду за соседскими девочками. Она мечтала стать врачом, чтобы излечивать таких людей как её отец. Однозначно считала его шизофреником. Высокий и худой, с искореженными зубами. Без цели в жизни и одним увлечением - алкоголь.
Избиение матери на глазах у дочери, вылилось ему раком и метастазами в мозге. Они рисовали ему другой мир. И знакомили с новыми друзьями. Он любил с ними поговорить и поспорить, вплоть до своей смерти.
- Алла Валерьевна, Вы звали?
- Да, Верочка... Звала... Хотела сообщить тебе, что завтра должен приехать из Столицы новый зав отделением Марк Андреич.
- Марк Андреевич... Это тот, который по распределению? Ну наконец - то зав отделением появится. Марк... Интересное имя... А Вы с ним знакомы? Видели его?
-Да, по распределению. Нет, Верочка, я с ним не знакома. Несколько раз по телефону разговаривала, объясняла, как к нам добраться. Будь добра, подготовься к его приезду. Опыт у него небольшой, после ординатуры сразу к нам, молодой, горячий... Думаю амбициозен... Захочет болезнь новую открыть, или практики лечения... Ну знаешь как оно бывает...?
- Хорошо, я поняла, завтра встретим, покажем, расскажем...
- Встретим... покажем... Ты проследи, чтоб порядок был... Покажет она.
- Все поняла, все будет как в лучших домах Парижа! - чуть посмеиваясь сказала Вера и вышла из кабинета. - Главврач мне еще. Орет на все отделение... Вера... Вера... Пошла ты! Не поймешь, это палата больного или кабинет главврача, - бормотала, волоча ноги по полу Вера. - Так... сколько там у нас время..? Угу... девять тридцать. Надо пойти посмотреть, что - там наши придурки. Вера спустилась по лестнице к холлу, в котором было две двери: одна - выход на улицу, а вторая, сваренная из изогнутых прутов решетка. Вход в мужское отделение. Сразу за ней была дверь в курилку. Так же в холле стоял старый угловой диван и стол, со вздувшейся ламинацией.
- Вера идет, Вера идет, шухер, шухер мужики, - пронеслась волна по коридору.
Вера подошла к решетке, нашла нужный ключ в связке, открыла, зашла, и тут же закрыла ее за собой.
4
Открыв дверь в курилку, там практически всегда можно увидеть толпу народа. Кроме того, что покурить, в помещении, состоящем из двух комнат, отделанных бело - голубой плиткой, можно было сходить в туалет, умыться и обсудить наболевшие вопросы. Даже сыграть в шахматы с местным шахматистом - шизофреником Евгением, по кличке Тура. Выиграть у него было большой честью. Но никто этой чести не был достоин, за все время пребывания Туры в клинике. Даже любители шахмат из персонала не могли переиграть его.
Иногда, когда у него возникали сомнения, он вставал и ходил туда - сюда, споря и общаясь с невидимым консультантом. С его голосом в голове. И не раз после этого он объявлял шаг, а в некоторых случаях мат. После чего постояльцы курилки лопали перепонки друг друга своими визгами и аплодисментами.
Также, одним из постоянных гостей этой комнаты был Хроник. Хотя Хроником могли называть не одного его. Просто именно это имя было у него главным. Ходили слухи, что он появился в больнице, до того, как залили фундамент первого блока! При этом никто не знал, как и когда он сюда попал. Да и спрашивать никто не решался. Владел информацией, которой ни у кого не было. Знал и окликал каждого санитара и медсестру по имени.
Хроник среднего роста, с коротко - стриженными волосами. Среди которых, чуть выше лба, с правой стороны видно шрам примерно пяти сантиметров. Зубы Хроника напоминали старую изгородь, редкую и желтую от никотина. Желтоватая кожа лица и круги под глазами хорошо вписывались в местный интерьер.
Там, где находился Хроник, всегда была бурная жизнь. Он научился раскрашивать свое пребывание в больнице.
- Слушай до конца, какого хрена ты перебиваешь? - рассказывал Хроник. - А знаете из - за чего он в итоге повесился?
- Фуу, при мне эту трупачину снимали с ручки, такой кипишь был, - сказал Сеня.
- Сигарету... спасибо, - продолжал Хроник, - он не смог справиться со своей совестью. Она его за мучала! - смеется.
- Его повесила совесть? Она у него была? Почему замучала? - пронеслось восклицание.
- Как - то раз он мне рассказывал: "Я то вообще никогда не пил, все из - за этих сук - баб, которые со мной работали. Помню, как выпил рюмку вина! Рюмку! Вина! Рюмку вина, обычного столового вина! А они все ржали Миша, Миша, Миша выпил! Монстры... Рюмка вина и жизнь под откос..."
- Че за фигню ты несешь? - перебил Сеня.
- Не мешай Семен, не нравится, вали в палату! - загудела курилка.
- Ты куда - то спешишь? Так вот, это его слова, я помню их, так же, как и вкус Мальборо. Он говорил, что вся жизнь под откос. А я молчал, не перебивал. Как помните в том фильме, про бога, что нам показывали. Я как священник был, а он чуть ли не плакал: "Я шел домой, там мама, восьмое марта, я люблю свою маму, как я мог...? Как я мог...? Я ведь так ее люблю, Хроник. Я купил по дороге цветы, пришел домой, а мама в таком халате, она его всегда одевала перед праздником... Накрывает стол, она гостей ждала... Такая радая, Хроник... Как я мог? Я начал помогать ей. Она много чего наготовила. Салаты всякие. Мы ставили, на стол. Потом она спросила: "Сынок, выпьешь рюмочку?" Я согласился. Такое ведь настроение было, да еще и на работе ж пил, черт его дери. Я выпил и все... Я не помню... Не помню что было, Хроник, - Миша прижал к коленям голову, громко дышал и пришмыгивал носом, - Я очнулся от холода. Рядом она, мама, моя мама. Я убил ее Хроник! Убил! - Ты меня слышишь? Я очнулся на улице вместе с ней, лежа на спине! На суде сказали двенадцать ножевых..."
Курилку просто разорвало от этой новости, кто - то засвистел. На шум прибежала Вера с санитаром.
- Это что вы тут устроили, бегом по палатам скоро обед! Живо! Костя бросай сигарету!
- Ну Вера Николаевна.
- Бегом, а ты че уставился? - обращаясь к Хронику. - Думаешь, тебя это не касается. А ну быстро. Лишу прогулок, будешь сидеть у меня в четырех стенах.
Толпа, с истерическим смехом и гулом вывалилась в коридор, выкрашенный в зеленую краску примерно на два метра. С синим, затертым линолиумом.
Из личного пространства у больных была только койка. Проходы около нее нужно было делить с соседом. Разрешенные личные вещи, хранятся в отдельной комнате, ключи от которой у санитаров и медсестер. Не разрешенные вещи, местные их называли "Лом" прятались в матрацах и вообще где только можно. Интерьер палаты не отличается от коридорного.
- Кто мне сходит за обедом? - спросил Хроник.
- Й...й..й..й...й..йа..я.я схожу, - откликнулся Заика. В больнице особых занятий не было, поэтому пройтись с какой - нибудь целью это было уже радость.
- Вали Заика, принеси мне бифштекс! - Заика повернулся. - Давай, давай, и без него не возвращайся.
О бифштексах Хроник слышал только в детстве и то из фильма. Он не знал, как это блюдо выглядит.
Ожидая свою баланду, Хроник вспомнил, как он еще совсем маленький был с родителями в городе. На пригородном вокзале они зашли в местную забегаловку. Наверное, это было первое кафе в котором побывал Хроник. Повсюду было очень много народа. Шум и шарканье ногами по грязной плитке бистро. Родители посадили его за столик: - Что будешь есть? - сказала мама.