Мне стало стыдно потом, но не за измену. То, что произошло, этот простой чистый акт, бывший когда-то таким естественным, доступным и радостным, можно было вернуть людям. Я мог его вернуть — и не только Тоду, а всем, всему миру. Ведь это моя победа над Чумой. Так что же я делаю?
Ничего не делаю. Я согласился взять миллион отступных за свое молчание — да, тем самым спас свою жизнь.
Но теперь-то, когда я уже сделал первый шаг, решение напрашивается само. Я могу молчать и дальше и даже принимать деньги, но с помощью этого культа Девы Марии можно будет тайно распространить вирус-дредноут по всему свету.
В данном случае моральный императив клятвы Гиппократа и естественное желание любого мужчины совпали. Я понял, что просто обязан переиметь вживую как можно больше женщин, и чем скорее я начну, тем лучше.
ЛИНДА ЛЕВИН
Я боялась даже признаться себе, что так хочется ему поверить, но, боже мой, оказалось, это все правда!
Врач из нелегалки, с которым меня свел Ричард Бруно, провел анализы на антитела и на вирусные белки, а затем проверил кровь, мазки и образцы тканей под электронным микроскопом.
После этого никаких сомнений уже не оставалось. Я избавилась от всех штаммов Чумы и вообще от всех ретровирусов.
— Ты понимаешь, что это означает?! — радостно воскликнула я на улице.
— Еще бы! Долгие кошмарные годы Чумы подходят к концу. Теперь мы с тобой разносчики жизни!
— И наша задача — распространять жизнь!
— Сначала — мой сын. Потом другие — как можно больше и скорее. Мы должны передать вирус как можно большему числу носителей, прежде чем... на тот случай... короче, если с нами что-нибудь случится...
Я обняла Ричарда и поцеловала. Наверно, именно в это мгновение я почувствовала, что влюбляюсь в него.
— Когда? — спросила я, едва дыша от волнения.
— Сегодня вечером. Я приведу его к тебе.
ДОКТОР РИЧАРД БРУНО
Когда я сказал Тоду, что отведу его сегодня к настоящей живой шлюхе, он покраснел, вспотел, смутился, но все равно только что не засветился изнутри от возбуждения. Тем не менее, сомнения у него оставались.
— А эта девушка... Ты уверен, что она... ну ты сам понимаешь...
Теперь засомневался я. Просто соврать, что, я, мол, нашел для него настоящую «голубую карточку» или рассказать ему всю невероятную правду? Я вздохнул. Набрался храбрости. В конце концов, я и так слишком долго уже жил во лжи.
— Это правда? — спросил Тод, когда я закончил объяснения.— Про вирус-дредноут? Про то, что сделали в «Сатклифф»? И про деньги?
Я кивнул.
— Ты мне веришь, Тод?
— М-м-м, да... В смысле, я очень хочу тебе поверить, но... почему ты не сказал ничего маме? Почему ты... э-э-э... не передал вирус ей?
— А по-твоему, она бы мне поверила?
— Не знаю... Наверно, нет.
— Но ты-то мне веришь?
— Хотелось бы... В смысле...— Он долго смотрел мне в глаза и наконец сказал.— Я верю тебе — во всяком случае настолько, чтобы рискнуть. Это ведь я больше всех распространялся о том, как нужно жить, да, пап?
Я не удержался и обнял его, а вечером отвел к Линде. В комнату он вошел, дрожа от волнения и сомнений, но вышел оттуда только через два часа.
ЛИНДА ЛЕВИН
Безумно хотелось поделиться с кем-нибудь этой славной новостью — влезть на крышу, например, и кричать, чтобы слышали все, — но когда Ричард рассказал мне, как поступили эти подонки из корпорации «Сатклифф», я согласилась, что будет лучше продолжать труды Девы Марии как раньше, тайно, и, прежде, чем те, кто мог остановить нас, что-нибудь пронюхают, передать вирус как можно большему числу ничего не подозревающих людей. Трудно было поверить, что такое своекорыстное зло возможно, но уже то, что я выздоровела, а мир по-прежнему ничего не слышал о дредноуте, служило горьким подтверждением слов Ричарда.
Тод тоже поклялся молчать, и мы втроем — когда вместе, когда по отдельности — принялись тайно распространять инфекцию жизни по всему Пало-Алто.
Почему я задержалась в Пало-Алто на две недели, а не продолжила свой обычный кольцевой маршрут по Калифорнии, хотя распространить целебный вирус по всему штату было бы и логичней, и эффективней?
Может быть, потому, что мне хотелось быть поближе к единственным двум людям, знавшим о восхитительной тайне и о смертельной опасности в случае провала. Может быть, я даже влюбилась в Ричарда, такого истерзанного, напуганного и в то же время такого бесстрашного.