Встретив огромные богатства этого селения Манта, и что оно всегда приносит больше [дохода], чем окрестности его, том, кого они считают своими правителями или обладателями энкомьенды [энкомендеро]. И говорят, что этот камень такой большой и такой дорогой, что они никогда не хотели говорить о нем, правителям и начальникам даже изрядно угрожали, и то они не скажут никогда, во что они верят, даже если их убьют всех, - таким было благоговение перед камнем. Это селение Манта расположено на побережье, а следовательно, и все те, о ком я поведал. Удаленные районы полны людей и больших селений, и они отличаются речью от прибрежных, но у них те же плоды и снадобья. Дома их деревянные, маленькие: покрытие соломенное или из пальмовых листьев. Одеваются и те, и другие; эти, которых я называю горными, равно как и их женщины. На них приходилось кое-что из стад Перуанских овец [лам], но не столько, как в Кито или провинциях Куско. Они не такие колдуны и предсказатели, как жители побережья, и не такие содомские грешники. Есть надежда, что в некоторых реках этого края встречаются золотые залежи, и что определенно расположен в нём богатейший рудник изумрудов, который, не смотря на то, что многое капитаны пытались выведать, где он находится, не было возможности обнаружить, да и сами жители не скажут. Правда, говорят, что капитан Ольмос имел сообщение об этом руднике, а также, утверждают, что он знал, где тот находился. Я верю, что это так и было, [ибо] он говорил об этом своим братьям и другим лицам. И действительно, велико было количество изумрудов, какое видели и встречали в этом районе Пуэрто-Вьехо, и они – лучшие во всех Индиях, и хоть в Новом Королевстве Гранада, их больше, но они не такие и со многими не идут в сравнение по стоимости лучшие тамошние со здешними.
Каракесы и их соседи – это другой род людей: они несведущие и неотесанные, не то, что их соседи, поскольку жили в беспорядке. По незначительным причинам они объявляют друг другу войны. Ребенку при рождении они сжимают голову, а потом придавливают ее становилась широкой или длинной и без затылка. И это делают многие. И не довольствуясь теми головами, что им дал Господь, они хотят придать ей форму, какая им больше понравится. И потому одни делают ее широкой, а другие - длинной. Они говорили, что деформировали головы, чтобы [дети] были здоровее и трудолюбивее. Некоторые из этих людей, особенно те, что находятся к северу от селения [касика] Колимы [Colima], они ходили неодетыми, и торговали с индейцами побережья, тянущегося вдоль до реки Сан Хуан. И рассказывают, что Вайна Капак прибыл, после того как у него убили его военачальников, к Колиме, где приказал соорудить крепость, но как увидел голых индейцев, не пошёл дальше, скорее говорят, что он повернул обратно, приказывая отдельным своим военачальникам, чтобы они торговали, и управляли тем, чем смогли бы; и на то время они достигли реки Сантьяго. И рассказывают многие испанцы, что и ныне живут-поживают, из тех, кто пришёл с аделантадо доном Педро де Альварадо, особенно я слышал это от маршала Алонсо де Альварадо и капитанов Гарсиласо де ла Вега, Хуана де Сааведра, и другого идальго, именуемого Суэр де Кангас [Suer de Cangas], что как только аделантадо дон Педро добрался до этого берега и высадился на нем и прибыл в это селение, они обнаружили множество золота и серебра в вазах и другие изысканные драгоценности, не считая этого они обнаружили такое количество изумрудов, что если бы они их узнали и сохранили, то по стоимости это была бы огромная сумма денег. Но так как все [индейцы] утверждали, что те были из стекла, и для того, чтобы проверить это (потому что среди некоторых входило в практику [выявлять], могли ли те быть [драгоценными] камнями), их несли туда, где у них была наковальня [от лат. - bicornia, pl. n. от bicornius, двурогая; т.е. двурогая (с двумя острыми концами) наковальня], и что там их разбивали молотком, приговаривая: раз уж это было стекло, потому оно разбивалось, а если бы это были камни, то от ударов они становились бы еще совершеннее.
Таким образом, из-за неосведомленности и неопытности они оставили многие эти изумруды, и мало кто извлек из них пользу, а также и от обладания золотом и серебром, потому что испытали они великие голод и стужу. И в горах, поросших густым лесом и на дорогах они оставляли грузы золота и серебра. А поскольку эти происшествия целиком описаны в третьей части, как я уже рассказал, то проследую дальше.
Глава LI. В которой приводится сообщение об индейцах провинции Пуэрто-Вьехо, об его основании, и о том, кто был основателем.
Кратко расскажу об этих провинциях Пуэрто-Вьехо, поскольку основное я уже сообщил; чтобы вновь вернуться к постоялым дворам Томебамбы, где я прервал историю, о которой поведу рассказ [дальше]. Поэтому скажу, что после того, как аделантадо дон Педро де Альварадо и маршал дон Диего де Альмагро договорились в равнинах Риобамбы, аделантадо дон Педро ушел в город Королей [Лиму], где должен был получить плату в 100 тыс. кастельяно, выданные ему за [его] флот. А тем временем дон Диего де Альмагро оставил поручение капитану Себастьяну де Белалькасару относительно [той] провинции и завоевания Кито, и он вознамерился преобразовать морские поселения на побережье. Что он сделал в Сант-Мигеле и в Чимо [Chimo], он заприметил удобное место, и тут были подходящие условия для основания города Трухильо, который потом заселил маркиз дон Франсиско Писарро.
На всех этих дорогах, действительно (как я понял) маршал дон де Альмагро проявил себя усердным капитаном. Который, как только прибыл в город Сант-Мигель, и узнав о том, что корабли, пришедшие с материка и из провинций Никарагуа и Гватемала, и из Новой Испании, достигнув побережья Перу, высадили на берег свои [войска] и нанесли большой урон жителям Манта и множеству индейцев с побережья [около] Пуэрто-Вьехо, и дабы избежать этих утрат, и для того, чтобы местные жители были под наблюдением и покровительством, ведь он знал, что их было очень много, и что там можно было бы основать городок или город, потому он принял решение направить капитана, чтобы выполнить это [поручение].
И потому говорят, что вслед за этим он приказал капитану Франсиско Пачеко [Francisco Pacheco], чтобы тот вышел с необходимым количеством людей для этой [цели]. А Франсиско Пачеко, делая, как ему было приказано, сел на судно в селении под названием Пикаса [Piquaza] и в наилучшем, как ему показалось, месте, основал и заселил город Пуэрто-Вьехо, который тогда назвал городком.
Это был день святого Георгия, 12 марта 1535 года от рождества нашего искупителя Иисуса Христа, и основал его во имя императора Карла, нашего короля и сеньора. Узнав об этом завоевании и заселении капитана Франсиско Пачеко, вышел из Кито Педро де Пуэльес [Pedro de Puelles] со многими испанцами (где проходил также капитан Себастьян де Белалькасар, будучи главным наместником дона Франсиско Писарро), чтобы заселить тот же самый берег Южного моря, и были между одними и другими (как рассказывают) определенные стычки. Пока не дошла новость к губернатору дону Франсиско Писарро: он направил приказ о том, что, как ему показалось, было бы наиболее целесообразным для Его Величества и доброго правления и сохранения индейцев. И потому, после того как капитан Франсиско Пачеко завоевал [те провинции], и исходив по ним чуть меньше двух лет, он заселил город (как я только что сказал), и отправив обратно в Кито капитана Педро де Пуэльеса. Поначалу он назывался Новым городом Пуэрто-Вьехо [la villa nueva de Puerto Viejo], расположенном в наилучшем и более удобном [месте] его окраин, не очень далеко от Южного моря. Во многих местах возле этого города Пуэрто-Вьехо для погребения мертвецов делают несколько очень глубоких ям, имеющих вид, скорее колодцев, чем могил. И когда они хотели положить их внутрь, уже после тщательной очистки от вырытой земли, собирается много людей этих самых индейцев, где и танцуют, и поют, и плачут все одновременно, не забывая выпивать [при этом], играя на своих барабанах, и на других музыкальных инструментах, скорее жутких, чем приятных; а совершив эти и другие дела по обычаям своих предков они кладут усопшего внутрь тех очень глубоких могил, сопровождая, если то был правитель или начальник, двумя или тремя наикрасивейшими и любимейшими их женами, наиболее ценными драгоценностями, едой и кувшинами с ихним маисовым вином, из того, что им представляется [наилучшим]. Сделав это, они ставят на могилу толстый тростник, как я говорил уже, растущий в тех краях. А поскольку эти палки полые внутри, то они заботились о том, чтобы в определенное время вливать через них напиток, называемый ими Асуа [azua], приготовленный из маиса, или из других корней.