Серое кирпичное здание ресторана, расположенное между автомастерской и магазином стекла, по соседству с огромной автостоянкой, первоначально задумывалось как обыкновенная коробка – одна из многих построек в этой наполовину промышленной полосе вдоль дороги. Однако теперь оно выглядело несколько иначе: стилизованная «под Китай» черепичная крыша, оконные переплеты – убогая копия китайских решетчатых окошек. Карнизы и окна были выкрашены ядовито-зеленым и красным лаком. Судя по всему, владелец «Сада лотоса» был человеком современных и прогрессивных взглядов: на фасаде красовалась огромная освещенная вывеска, на которой невероятно корявыми китайскими иероглифами было написано название заведения. Под вывеской была помещена еще одна вызывающая надпись: «Китайская кухня для гурманов».
Внутри ресторана было довольно сумрачно; после сверкающих улиц там было даже темно. Скупой солнечный свет проникал внутрь лишь через входную дверь да через два оконца, выходящих на улицу. Сайхуна встретил немного полноватый человек чванливого вида. Зачесанных назад волос было достаточно для того, чтобы не называть их владельца абсолютно лысым. Мужчина был выше Сайхуна и производил впечатление атлета, который уже начал опускаться. Босс Ли было под сорок – он был лишь на несколько лет старше Сайхуна. Однако, с точки зрения культуры и темперамента, потенциальный работодатель весьма отличался от Сайхуна. В первый раз Сайхун встретился с американизированным китайцем.
Босс Ли вырос в США и явно не собирался возвращаться на свою историческую родину, чтобы достигнуть там жизненного совершенства. Это был жесткий и амбициозный делец, но его представления об успехе не шли дальше дома в респектабельной части города и западного образования для детей. Он гордился тем, что является ветераном военно-воздушных сил Америки и любил пощеголять в своей кожаной куртке летчика. За стойкой неизменно висели несколько фотографий босса Ли и его самолета под названием «Летающий тигр».
Весь ресторан представлял собой один длинный и узкий зал. Вдоль стен тянулись зеленые пластиковые кабинки. Центральная часть зала была заполнена квадратными столиками, накрытыми белыми скатертями; кроме того, там было несколько больших круглых банкетных столов. Украшений на стенах практически не было, если не считать громадного бака из нержавейки, куда наливали чай, нескольких аляповатых картинок да одинокого динамика, из которого мягко доносился джаз.
Помещение кухни оказалось крохотным; оно было выкрашено в ужасный зеленовато-желтый цвет, который местами отступил лишь под воздействием многолетних настойчивых чисток. Сайхун увидел, что в кухне установлено четыре плиты, столы из нержавейки для готовки блюд, несколько больших раковин и мойка для посуды. Для обслуживания ресторана такого набора было явно недостаточно, но Сайхун решил воздержаться от высказываний вслух. Боссу Ли он сказал, что, по крайней мере, кухня выглядит очень диетой. На это будущий работодатель сообщил ему, что городские власти проверяют этот ресторан гораздо чаще, чем заведения белых, и что взятки являются неотъемлемой частью всех расходов для ведения подобного дела.
Потом босс Ли представил Сайхуна шеф-повару; правда, Сайхун уже слышал о нем от болтливых кумушек в Чайнатауне. Повара прозвали Дьявол Ли; его никто и никогда не видел без сигареты во рту. Дьявол Ли был известен своей склонностью к плохому настроению и злым языком, так что женщины, собиравшиеся у магазина Большой миссис Ли, считали его самим чертом во плоти. То был мужчина отвратительной наружности с искривленным ртом. Лицо у него было все покрыто кошмарными шрамами: след пожара. Правда, никто не считал это несчастным случаем – все говорили, что, таким образом пометив лицо Дьявола Ли кошмарным знаком, боги сослужили человечеству огромную службу. Главная странность Дьявола Ли заключалась в том, что во время припадков дурного настроения он отказывался готовить пищу. Нередко это случалось тогда, когда ресторан был буквально забит посетителями. Недовольно бурча, повар вяло подержал протянутую руку Сайхуна и выдохнул в воздух длинную струю табачного дыма.
В четыре часа Сайхун переоделся в свою новую униформу: белую хлопковую рубашку, черные брюки и галстук-бабочку. В течение двух часов зал ресторана оказался битком забит посетителями. Все они были белыми, причем в основном из близлежащих зажиточных кварталов; кое-кто даже приезжал на лимузинах с шофером в ливрее. Каждого входящего приветствовал метрдотель – худой и косоглазый японец, которого кто-то в насмешку прозвал Большим Дюком. У большинства завсегдатаев ресторана были свои любимые официанты, так что они со знанием дела просили Дюка предоставить им столик в своей излюбленной части зала. Точно так же привычные посетители были уверены и в выборе блюд: яйцо «фу юн», «чау-мейн»1, свиная отбивная «суэй», суп «уонтон», свинина под кисло-сладким соусом «му гу гай бан», булочки с яйцом и свиные ребрышки, жаренные на решетке. Считавшие себя истинными ценителями кулинарного изыска заказывали половину жареной утки с подливой. Дети нередко предпочитали что-нибудь из «амери-
Чау-мейн – китайское рагу из курицы или говядины с лапшой. – Прим. перее.
канского» меню: большой салат из креветок, сэндвичи со свиной грудинкой или сэндвичи с курицей.
Молодые посетители ресторана предпочитали не только странные сочетания домашней кухни – больше всего им нравились двое официантов. Официант Ли Ши отличался большой яйцеобразной головой; волосы у него были густо намазаны бриолином, а переломанный нос не добавлял приветливости и без того угрюмому выражению лица. Ли Ши жил, бесконечно скорбя об утрате единственного сына. Однажды во время праздника в его селении, пуля, выпущенная в воздух, случайно упала в толпу – и, как назло, попала именно в его сына. Ли постоянно вспоминал об этом трагическом происшествии; с тех пор он утратил всякую веру в будущее. К посетителям и работникам ресторана он относился одинаково грубо. Лишь дети, приходящие вместе с родителями, иногда вызывали у него улыбку или нарочито грубоватое замечание.
Вместе с ним работал и самый старый работник ресторана, которого прозвали старина Ли. Никто точно не знал, сколько ему лет. Он красил свои волосы (за что Дьявол Ли всегда обвинял его в расходовании гуталина) и сооружал на голове невероятную прическу «а-ля маркиза Помпадур». По бокам над ушами волосы вздымались сверкающими буклями; а когда становилось жарко, на лицо старины Ли падала длинная прядь, которую он не без удовольствия закидывал обратно кокетливым взмахом головы. Старина Ли всегда втягивал голову в плечи так, что со стороны можно было подумать, будто у него вовсе нет шеи. Ему нравилось шутить с детьми, и малыши понимали его шутки – чего нельзя было сказать о сопровождавших взрослых. Но Старина Ли никогда не позволял себе насмехаться над маленькими.
Сайхуну поручили обслуживать несколько столиков, и он старался вовсю. Считая себя уже опытным официантом, он быстро брал заказы и немедленно относил их на кухню, чтобы Дьявол Ли приготовил требуемое блюдо. Постепенно грохот ресторана нарастал, оглушая всех и вся: посетители громко болтали, вопили дега, официанты громко кричали, передавая заказы на кухню. Каждый раз когда Саихун с размаху раскрывал двойные распашные двери, раздавался звук, подобный барабанному бою; каждый раз когда фарфоровые тарелки скользили по стали сервировочных столов, их перезвон напоминал звучание гонгов. Дьявол Ли, крепко сжав губами измятую сигарету, священнодействовал над четырьмя плитами сразу, заставляя их реветь и шипеть; его железная лопаточка для перемешивания двигалась настойчиво и неукротимо, словно шатуны у паровоза. Стоило шеф-повару приподнять сковороду, как жуткие языки желтого пламени молниеносно взметались под колпак кухонной вытяжки. Вокруг кипели и плевались паром кастрюли с кипящим соусом, и восхитительный аромат разливался по всей кухне. Ритм работы мог свести с ума кого угодно: Дьявол Ли гневно кричал, чтобы побыстрее забирали приготовленные заказы, официанты отвечали ему так же громко, выкрикивая названия новых блюд.
В углу вовсю трудились две чернокожие посудомойки. На протяжении дня обе женщины, помимо мытья посуды, должны были вместе мыть полы, ставить столы, получать привезенные продукты и готовить пищу к вечернему приему посетителей. Они сносили припасы вниз в подвал, где были установлены дополнительные печи, чтобы на них доводить до полуготовности уток и цыплят, столы для разделки и нарезки овощей и даже приспособление для проращивания фасоли, из которой потом делали фасолевый крем. Практически весь вечер напролет потоки кипятка струились под их руками на тяжелые блюда и кувшины.