Сайхун выхватил было металлический прут, но стоявшая сзади тень перехватила его. Бандит бросился к Сайхуну. Он резко выбросил вперед руку, целясь Сайхуну в челюсть. Сайхун перехватил руку нападавшего, взялся за палец и с силой отклонил его назад. Выворачивая руку в неестественное положение, он с силой ударил негра в переднюю часть выворачиваемого плеча, так что вывихнул его.
Услышав звук, Сайхун вовремя пригнул голову, избежав летящего кулака. Но несмотря на это, он тут же почувствовал спиной звенья стальной цепи. Сайхун развернулся, попытавшись перехватить цепь, которую нападавший уже тянул обратно к себе. Потом он подобрался поближе и изо всех сил двинул негра так сильно, что тот сплюнул кровь и несколько зубов на Tpoiyap. Громилы с ненавистью подобрались к нему. Он сделал несколько шагов назад. Изрытая на него ушаты проклятий, бандиты сделали еще несколько выпадов в сторону Сайхуна, но он просто уклонился. В конце концов ему показалось, что выбора не остается – тогда, развернувшись спиной к дверям своего дома, он вынул один из своих кинжалов. В полумраке ночи узкое лезвие засверкало, словно оно могло светиться. Нападавшие застыли.
– Ну, давайте! Давайте! – заорал Сайхун. – Сейчас я вам всыплю!
Но они лишь развернулись и убежали. Сайхун открыл дверь и поспешил вовнутрь. Поднимаясь по лестнице, он настороженно проверял, не прячется ли кто-нибудь по закоулкам. Он, не останавливаясь, бежал до самых дверей своей комнаты. Внутри никого не оказалось. Гам было все так же жарко. Сайхун посмотрел на замызганные окна – они оставались закрытыми.
Глава тридцать седьмая Отречение
На южной окраине Чайнатауна был расположен парк. С первого же дня пребывания в Нью-Йорке у Сайхуна выработалась привычка ходить туда рано утром на тренировку. Он приходил затемно и уходил, как правило, иод первыми лучами солнца. Рядом с парком возвышалось гранитное здание ш римском стиле, служившее своего рода мостом между дансингом и местами для зрителей; Сайхун воображал, что это – один из павильонов, которые он везде видел в Китае.
Другие также приходили в парк, чтобы потренироваться. Они выполняли упражнения из своих любимых стилей, иногда используя шесты и мечи. Кое-кто даже был знаком с цигун. Иногда Сайхун видел этих одиночек вдалеке: они выполняли глубокое дыхание или пребывали в позах созерцания. Стояла августовская жара. Даже прохладное летнее утро начинало греть солнце, Сайхун стоял в густой тени гранитного павильона, сохраняя полную неподвижность. Мысленно он представлял себе даньтянь - точку концентрации внизу живота. В соответствии с классическими трактатами по тайцзицюань, этот момент был весьма похож на пустоту, которая предшествовала появлению вселенной. Это было состояние увэй - абсолютное Ничто. В голове не было ни одной мысли.
Считалось, что первое мгновение существования вселенной, когда время, энергия и материя все вместе были приведены в движение, было результатом воздействия мысли. Сайхун решил начать именно с этого. Такова была №0 свободная воля. Без этого движение не могло существовать. Он сделал вдох, и энергия в даныпяне забурлила, словно первый проблеск мысли, который мелькнул в пустоте и создал дыхание.
Его руки поднялись. Энергия устремилась по спине к рукам, отмечая свой путь легким пощипыванием. Пальцы налились кровью. Дыхание, кровь, движение – все они истекали из этого центра наружу. Вот так же и вселенная впервые расширилась из одной-единственной точки бесконечности. Сайхун опустил руки, согнул колени, и энергия снова скользнула в даньтянь, а потом опустилась до самых ступней. Тогда Сайхун постарался определить верхнее и нижнее, опускающееся и поднимающееся, расширение и возвращение. В этом движении обеих рук он различил Инь и Ян. Все это происходило в соответствии с первым движением тайцзи-цюань. Для этого не требовалось длинных философских пояснений – этому учились при помощи действия. Такое обучение происходило на уровне, который сознательный разум не признавал.
Потом Сайхун принялся двигать руками, принимая множество разнообразных поз. Чисто внешне эти позы были весьма схожи с аналогичными, Применявшимися в других стилях боевых искусств. В конце концов, умение работать ногами и наносить удары существовало еще до возникновения тайцзи-цюань. Это было относительно молодое боевое искусство, формы которого достигли своего расцвета лишь за последние сто лет; поэтому было совершенно естественно, что оно напоминает другие стили. Зато внутренне оно совершенно отличалось.
Другим стилям были присущи внешне очевидные черты. Частично именно этим можно было объяснить, что боец наподобие Сайхуна мог наблюдать за техникой работы в конкретном стиле, приспосабливаясь к ней даже в пылу битвы. Однако тайцзи-цюань мог оценить лишь человек, сам занимающийся этим искусством. Прежде всего причина этого заключалась в таинственной компоновке движений, в очевидной замедленности, которая стимулировала циркуляцию в организме, в глубоком дыхании, которое при правильном выполнении поз становилось автоматическим. Главный же секрет тайцзи-цюань был известен лишь занимающимся: если человек мог определенным образом выровнять свое тело, энергия внутри тела начинала циркулировать по не совсем обычным маршрутам.
Само выравнивание заключалось в том, чтобы распрямить спину, округлить плечи, слегка отклонить назад и вверх таз, держать голову прямо, равномерно и устойчиво распределять вес по ступням и быть при этом совершенно расслабленным. Такой простой набор условностей открывал все врата тела, и если человек не преграждал пути движения энергии плохим питанием или неправильным образом жизни, энергия начинала двигаться внутри тела спонтанно, сама собой. Первая мысль при выполнении первой позы приводила энергию в движение; но уже во время остальных движений энергия текла сама собой. Заурядный человек не смог бы увидеть это со стороны. Но занимающийся мог ощутить это движение внутри себя, наслаждаясь восприятием самой жизненной силы. Расслабляясь и отпуская, он получал взамен все. Ему нравилось ощущать это движение глубоко под кожей.
В самом процессе занятий тайцзи-цюань присутствовало ощущение жизни. Это не был просто кровоток. И не обыкновенное нервное возбуждение. Это было безошибочное чувство, что сила, словно большая волна, прокатывается по всему телу, причем эта сила не только оставляла после себя ощущение свежести, бодрости и обновления – она взаимодействовала с сознанием.
Это качество, которое делало Сайхуна живым человеком, не было простой энергией вроде электричества из розетки. Это было нечто более сложное и почти неуловимое. Оно могло отвечать его мыслям или разрушиться под их воздействием. Вот зачем были необходимы медитации: чем больше человек учится концентрироваться на своем мышлении, тем лучше сможет изучить свои внутренние силы и направлять их.
Когда энергия мощно текла внутри, очищались все каналы, восстанавливали свою работоспособность внутренние органы; возрождались даже тончайшие волокна нервной системы. В свое время сознание привело вселенную в движение. В тайцзи-цюане движение служило обратной цели. Оно могло воздействовать на сознание индивидуума. Двигались все части тела, глаза следили за руками, позвоночник постоянно скручивался и разгибался; было совершенно неизбежно, что вместе с остальным телом откроются и полушария мозга. И все это происходило благодаря мягким, плавным движениям, собранным в комплекс из более чем сотни поз.
Кроме того, Сайхун занимался и другими боевыми искусствами, вспоминал техники владения оружием, которые помогали ему сохранить свою жизнь в эмигрантском квартале. Каждый день он приходил в этот парк, чтобы в тишине постоять, ожидая рассвета. На работе его могли использовать как мальчика на побегушках; там он был лишь исполнителем, который готовит пищу в обмен на деньги. За канатами ринга он был бойцом, сражавшимся против человека, чье лицо нередко было совершенно скрыто большим шлемом. На улицах он становился мишенью для тех, чьего языка он не знал. И лишь здесь, в темноте безвестности, он в полной мере ощущал то, что живет у него внутри.