— Необычная в каком смысле? — в голосе у Пуна послышалась озабоченность.
— Я читал конституцию и Декларацию Независимости. Я подумал, что это замечательная страна.
— Глупый книжный червяк-идеалист! — укоризненно произнес Фэн. Дядюшка Пун задумчиво осушил стакан:
— По крайней мере, я надеюсь, что теперь ты выбил эту дурь у себя из головы!
— Ты пьян! — предупредил Фэн.
— Нет, не пьян, — стоял на своем Пун. — А даже если бы и да — разве от этого мои слова менее ценны?
— Наш Бычок полон романтики и идеализма, — возразил Фэн. — Зачем ему портить жизнь болтовней?
— Значит, он книжечки почитывает, — пожал плечами Пун. — Что ж, попытаюсь дать ему настоящее образование.
— Как хочешь, — ответил Фэн. — Я пока помою посуду.
Нетвердо держась на ногах, дядюшка Пун развернулся к Сайхуну. Он наклонился достаточно сильно, чтобы Сайхун мог почувствовать тяжелый «алкогольный перегар.
— Дай-ка я расскажу тебе, что однажды мне сказал человек с Кавказа, — < усилием произнес Пун. — Он сообщил мне, что «десять китайцев не стоят одного черномазого». А ты знаешь, как они относятся к неграм! Остальное додумаешь сам!
Сайхун лишь улыбнулся и снова наполнил стакан дядюшки Пуна. Не исключено, что все пьяыые сборища неизменно превращаются в отвратительное зрелище. Подхватив свою тарелку, он помог Фэну управиться с посудой, а затем вышел в морозную ночь. Сайхун был все еще достаточно молод, Чтобы считать замечание дядюшки Пуна проявлением обыкновенного цинизма.
338___________________Глава тридцать первая__________Ден Мин Дао
Сайхун жил со своими дядей и тетей в четырех кварталах от жилища Фэна, в восточной половине видавшей виды двухэтажной квартиры на Фор-ленд- стрит. Деревянное жилище с мансардой и фронтоном было построено после Гражданской войны и тогда же было окрашено желтой краской в первый и последний раз. Поднявшись на несколько ступенек до входной двери, Сайхун вставил ключ в практически бесполезный замок. Из темного коридора на него пахнуло теплым нутром дома. Все-таки приятно жить вместе с людьми преклонного возраста, подумал Сайхун; они всегда поддерживают комфортную температуру внутри.
Потом он повесил на вешалку свою одежду и как можно тише прокрался по коридору. Спальня дяди и тети была прямо здесь, на первом этаже. Больше там ничего не было, если не считать небольшого храма, посвященного Гуань Инь, Богине Милости. Собственно, дом имел только одну комнату, позже в пристройке появилась кухня. В принципе тыльная часть дома целиком состояла из различных пристроек, каждая из которых появлялась по необходимости и создавалась с учетом окружающей архитектуры.
Сайхун вошел в кухню, уже не замечая, что пол в пристройке лежит под другим углом, чем в коридоре. Его тетя благоразумно решила оставить в кухне зажженную настольную лампу, и теперь Сайхун направился по узкому желтоватому лучу, пробивавшемуся через полуоткрытую дверь. Он улыбнулся — старики явно спорили о том, что стоит больше: электричество или проявление уважительности.
Многократно залатанные гипсом стены кухоньки были покрашены в желтый цвет. Главной доминантой почти квадратного помещения были внушительная, вытянутая, покрытая белой эмалью печь и холодильник. Красные и зеленые полки были сплошь уставлены банками с мукой, чаем и прочими припасами. В углу на зеленом линолеуме стояла двадцатипятигаллоно-вая стеклянная ваза с рисом.
Сайхун поставил греться воду, наблюдая за голубым цветком газа, который с хлопком вспыхнул под старым стальным чайником. Он помнил, что чайник необходимо снять до того, как мерзкий свисток разбудит всю округу.
Обернувшись к пластиковому столику с хромированными ножками, Сайхун заметил конверт. На тонкой бумаге виднелся знакомый каллиграфический почерк его учителя и еще коряво написанный кем-то другим адрес на английском. Он присел, чтобы раскрыть конверт. Садился он осторожно: стулья на кухне были современными, с S-образной хромированной рамой и красными фанерными сиденьями, покрытыми виниловой пленкой. Он всегда боялся перевернуться на этих дурацких штуковинах.
Письмо было кратким: Я покидаю гору. Вернись; нужна помощь.
В конце стояла официальная печать настоятеля Хуашань.
Сайхун опустил письмо на столешницу. Каллиграфия старого учителя была как всегда прекрасной, но вот содержание совершенно не впечатляло. Его первая мысль была: необходимо отправляться немедленно. Но уже во второй отразилось сомнение: а почему я? В конце концов, внутри еще не
пйюники Дао________Китайцы в Питтсбурге_________________339