Он знал, что дедушка и бабушка будут поддерживать его духовно и материально; более того, он любил их обоих, но вместе с тем понимал, что их время клонится к закату. Не сомневался Сайхун и в том, что родители не одобрят его решение; но это не волновало его, потому что он уже давно нашел их жизненные позиции неприемлемыми для себя. Что же касалось его дядьев и теток, то он просто устал от их дрязг и отвратительных межродственных интриг, так что распрощаться с ними было бы настоящим удовольствием. Сайхун заранее представлял, какой кавардак поднимется при известии о его решении. Он был уверен, что дедушка и бабушка скорее всего согласятся со сделанным выбором, но неодобрение остальных членов клана Гуань было неизбежно.
Обет отшельничества, вступление в религиозный орден не поощрялись. Слово «отшельник» в Китае дословно обозначало «тот, кто покинул собственную семью», и поступать так в конфуцианском обществе (одним из принципов которого была обязательная сыновняя преданность) считалось большим грехом. Человек, который принял обет отшельника, становился действительно никем, ибо все, что было связано с ним, — имя, упоминания в родовых летописях, молитвенные записи в семейном храме — короче, все следы с ненавистью стирались. Отшельник автоматически лишался возможности наследовать достояние клана, воспитывать потомков и заботиться о приумножении богатства своей семьи. Терял он и социальный статус.
Потом Сайхун решил проведать деда. Войдя в библиотеку — ту самую, где он впервые встретился с двумя служками, — он тихо объявил о своем решении.
Услышав слова внука, Гуань Цзюинь откинулся на стуле и задумчиво потрепал себя за бороду. Он долгое время молча смотрел на внука, а потом неторопливо заговорил, с особой тщательностью подбирая каждое слово:
— Я отправил тебя на гору, чтобы ты учился, развивал свою силу, привык к самодисциплине, обрел нерушимые жизненные принципы и железную волю; но я надеялся, что ты вернешься в лоно своего рода.
Сайхун молчал. В это время он думал о своих товарищах по учебе, которые также закончили свое обучение в Хуашань и теперь действительно вернулись к обычной жизни, чтобы стать учеными, художниками, знатоками боевых искусств или просто эксцентричными паломниками. Безусловно, каждый из них представлял собой незаурядную личность, но мало кто решился оборвать все связи с миром. Среди тысяч тех, кому выпало учиться в священных горах, лишь единицы могли (или имели такую возможность) вы-
102 Глава тринадцатая Ден Мин Дао
брать в качестве жизненного пути аскетизм. На мгновение Сайхун заколебался.
— Ты являешься членом великого и древнего клана, — продолжал дедушка. — Богатство, слава и власть принадлежат тебе по праву рождения; можно даже сказать, они вменяются тебе в обязанность. Ты можешь наслаждаться всем этим. Пока ты здесь, тебя не одолеют жизненные заботы. Действительно ли ты хочешь отречься от всего этого?
В этот миг Сайхун физически ощутил всю вековую славу этого имения — огромного дракона, раскинувшегося у подножия горы. Тогда он подумал о своей судьбе еще раз, но вместо чувства сожаления с удивлением обнаружил в себе лишь странное чувство скуки, а еще удивительный душевный подъем. Он посмотрел себе под ноги и, не поднимая головы, тихо произнес:
-Да.
Тяжело вздохнув, Гуань Цзюинь кивком дал свое согласие на решение внука.
Новость о решении Сайхуна быстро облетела все поместье. Сайхун пытался как можно больше времени проводить в спокойной тиши сада, но все равно то и дело чувствовал на себе неодобрительные косые взгляды.
С родителями же дело дошло до откровенных стычек, продолжавшихся изо дня в день. Они понимали бесполезность собственных аргументов — ведь сам патриарх клана одобрил решение юноши! — но все равно пытались протестовать. Мать огорчало то, что Сайхун не желает стать ученым; отец приходил в ярость при мысли, что его наследник никогда не будет солдатом. Они не перестали возмущаться даже в день отъезда Сайхуна из дому.
— Вы нисколько не думаете обо мне как о человеке, — не выдержал наконец Сайхун. — Вы желаете мне другой участи лишь потому, что это придаст престижа вам и остальным членам рода.
— Я как раз имею в виду твою обязанность как личности, — буркнула мать. — Неужели ты настолько лишен сыновней преданности, что совершенно забыл о том, каковы твои обязанности? Ты должен быть настоящим членом общества, работать на благо его и во имя своей семьи. Подумай о своем пренебрежении обязательствами!