— Что они говорят? — спросил Лемюэль.
Гален вздохнул.
— Боги, которые живут в Кадате,[122] не собираются помогать нам восстанавливать Эвернесс; они говорят, что вообще не желают участвовать в этой войне, ни на стороне Моммура, ни на стороне Ахерона. Но они приняли меня очень вежливо и даже подарили эту одежду. — Он опять вздохнул, сорвал лавровый венок с головы и уставился на него. — У них нет силы, они не могут помочь нам. Дед, сможем ли мы восстановить заклинания без помощи богов, только той магией, которой можем распоряжаться?
— Посмотрим. Ты хорошо помнишь центральную башню?
— Это самая первая вещь, которую я запомнил до последних деталей, дедушка. Земная луна, небесная луна, огненная луна, плачущая луна.
— А все детали орнаментов дверных пролетов. Знаки на чешуе бело-розовых драконов, переплетшихся у фундамента?
— И четверо ворот времен года, двенадцать арок часов дня; триста шестьдесят пять кирпичей, каждый назван в честь святого, которому посвящен этот день в святцах. Конечно я помню все башни. Но что мы будем делать с книгами?
Лемюэль довольно улыбнулся.
— Лет пятнадцать назад мне совершенно нечем было заняться, и мне было ужасно скучно. Ты, наверно, не помнишь, но я пригласил фотографа, и он сфотографировал все. Абсолютно все. Вначале мне хотелось показать, что я не двигал ничего, если Королевский фонд сохранения исторического наследия когда-нибудь спросит меня. Заодно я сделал микрофильмы всех книг. Ну, конечно, потребуется некоторое время привезти их сюда из Англии. — Потом сказал, серьезно и резко. — Мы должны создать башню этой ночью. Без снов люди умрут.
Гален остался лежать на траве.
— Дедушка, есть еще кое-что…
— Да?
— Я позвал сон-лошадку, а она не пришла. — Он проговорил это спокойным, слегка печальным голосом.
— Да. Все изменилось, — сказал Лемюэль. И вспомнил о том времени, когда впервые, маленьким мальчиком, увидел сон-лошадку.
— Я бы хотел…
— Да, Гален?
— Я бы хотел увидеть здесь папу.
— Хорошо. Он придет.
— Он не очень расстроился, когда я неудачно выстрелил в него?
— Очень. Он и я, мы должны будем поговорить об этом, потом.
— Дед? А как это работает? Что с его ногами?
— Иди спать, внук, — сказал Лемюэль. — И помни о башне.
Гален закрыл глаза и сказал:
— Морфей, проводи меня в твое королевство… — И он заснул посреди фразы.
Лемюэль осторожно вылил немного жизненной энергии из Чаши Надежды в рог единорога; через кончик рога вылилась капля живого света и смочила землю Эвернесса.
— Я знаю, что прошлое должно ожить… — прошептал он.
С неба спустилась часть сумеречного заката, глубокого фиолетового цвета, цвета облаков, и стала высокой фигурой, одетой тени и тьму. Два черных лебединых крыла образовывали корону, на шее висело ожерелье из бриллиантов и звезд, кончики его сапог не оставляли следов на траве. В руке он держал узкий жезл из тяжелого золота. Правый глаз покрывала повязка, левый, ясный и серый, горел огнем.
И он не отбрасывал тени.
Позади него, сверкая шелковистой белой шкуркой, по которой пробегали светящиеся искорки, более грациозная, чем сама грация, оленьими шагами выступала Единорог, мать всех сон-лошадок. И пахло от нее весенней травой. Она посмотрел на Лемюэля бледно-лавандовыми глазами, и на мгновение он забыл, кто он такой и где находится.
Время шло, Лемюэль никак не мог оторваться от этих глаз.
Наконец он заговорил.
— Оберон, я предлагаю тебя гостеприимство, как того требует закон, никто не ударит, не обидит и не оскорбит тебя никаким образом. Как мой гость, ты можешь делать все, что захочешь, и это не обидит и не оскорбит меня. И ты можешь оставаться здесь так долго, как только пожелаешь. Да будет Земля свидетельницей моих слов.
— Я принимаю твое приглашение, — пришел величественный голос. — И я никогда не давал тебе повод бояться меня, дорогой Бедивер.
— Тогда для чего эти долгие поколения обмана, небесный отец?
— Обмана?
— Меня научили, что ты дал нам Ключ, доверил хранить его; но, на самом деле, Мерлин признался, что украл его, победил твоего бойца, и основал на Земле королевство мира и справедливости. И ты нуждался в нас только для того, чтобы овладеть Ключом. Я видел, что произошло с тобой, когда Азраил направил его на тебя.