— Было пророчество, — сказала она, — что баран должен получить душу. Та душа, что обитает в Амергине, начинает покидать его тело, превращаясь в душу барана. Амергин должен умереть.
— Нет! — сорвалось со всех уст.
— Подождите, — с улыбкой остановила их Женщина Дуба. Она поставила барана у головы Амергина и запела:
Снова раздалось блеяние, но на этот раз оно было звонким и сильным, как у новорожденного ягненка. И когда лунный свет упал на серые завитки шерсти барана, он подал голос и стал расти у всех на глазах, а блеяние все крепло, превратившись, наконец, в низкий мощный звук. Когда баран повернул голову, Корум увидел в его глазах тот же ум, что светился во взгляде черного быка Кринанасса, и понял, что это животное, как и бык, из того стада, которое сиды взяли с собой, явившись в эту реальность.
Баран увидел Женщину Дуба и, подойдя, ткнулся мордой ей в руку.
Снова улыбнувшись, Женщина Дуба вскинула голову к небу и запела:
И верховный король потянулся, словно во сне, глаза его открылись, на безмятежном лице появилось выражение покоя и мудрости, разгладились морщины, лицо обрело молодость, а неподвижные руки и ноги налились силой. Спокойным звучным голосом с некоторым удивлением он произнес:
— Я Амергин…
Затем, встав, он откинул капюшон из овечьей шкуры, и густые волосы упали ему на плечи. Он сорвал с себя одеяние и предстал обнаженным и прекрасным, украшенным лишь браслетами из красного золота.
И теперь Корум понял, почему народ скорбел по своему верховному королю, ибо Амергин излучал достоинство и скромность, мудрость и человечность.
— Да, — изумленно сказал он, прикасаясь к груди. — Я Амергин.
В лунном свете блеснули сотни вскинутых мечей, которыми мабдены приветствовали своего главного друида.
— Слава тебе, Амергин! Слава, Амергин из рода Амергинов!
Многие плакали от радости, обнимались, и даже сиды, Гованон и Илбрек, вскинули оружие, приветствуя Амергина.
Женщина Дуба подняла руку и белым пальцем указала сквозь толпу туда, где стоял Корум, все еще полный страха, не в силах разделить с другими их радость.
— Ты Корум, — сказала Женщина Дуба. — Ты спас верховного короля, ты нашел дуб и барана. Теперь ты слава мабденов.
— Так мне говорили, — тихим измученным голосом ответил Корум.
— Твое величие останется в памяти этого народа, — сказала Женщина Дуба, — но ты узнаешь, как недолговечно будет твое счастье.
— Я это уже понял, — вздохнул Корум.
— Твоя цель благородна, — продолжила Женщина Дуба, — и я благодарю тебя за преданность ей. Ты спас верховного короля и дал мне возможность сдержать слово.
— Ты все время спала в золотом дубе? — спросил Корум. — И ждала этого дня?
— Я спала, и я ждала.
— Но какая сила держит тебя в этой плоскости? — задал он вопрос, который мучил его с того мгновения, как появилась Женщина Дуба. — Что это за великая сила?
— Это сила моего обещания, — сказала она.
— И больше ничего?
— А зачем нужно что-то еще?
И Женщина Дуба отступила к стволу золотого дерева в сопровождении серебряного барана, и свечение дуба стало меркнуть, а затем расплылись и его очертания — и вот исчезли и золотой дуб, и серебряный баран, и сама Женщина Дуба, и в землях смертных никто никогда больше не видел их.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
АРФА ДАГДЫ
Народ Кер Махлода радостно доставил своего верховного короля Амергина в город-крепость, и пока они шли сквозь залитый лунным светом лес, многие танцевали, а лица Гованона и Илбрека, ехавшего верхом на Густой Гриве, расплывались в широких улыбках.
Только Корум был мрачен, ибо он услышал от Женщины Дуба слова, которые его отнюдь не обрадовали. Он держался позади и последним вошел в королевский зал.
Все были настолько полны радости, что ничего вокруг себя не замечали. Никто не обращал внимания на то, что Корум не улыбается. Принца хлопали по плечам, провозглашали здравицы в честь его, отдавая ему почти такие же почести, как и верховному королю.
Началось пиршество, сопровождаемое обильными возлияниями и всеобщими песнопениями под звуки мабденских арф.