Корум, по одну сторону которого сидела Медбх, а по другую — король Маннах, выпил изрядное количество сладкого меда, стараясь изгнать из памяти мысли об арфе.
Он увидел, как король нагнулся к Гованону, сидящему рядом с Илбреком (тот мужественно скрывал неудобство, ибо ему приходилось сидеть съежившись, с трудом подогнув ноги под скамью) и спросил:
— Откуда ты знал песнь, которая призвала Женщину Дуба, сир Гованон?
— В общем-то, я ее не помнил, — ответил Гованон, отнимая от губ кубок с медом и ставя его на стол. — Я доверился своей памяти и своему народу. Сам я почти не слышал слов этой песни. Они как бы сами собой срывались с моих уст. Я доверился им, чтобы воззвать и к Женщине Дуба, и к душе Амергина, где бы они ни обитали. Амергин сам подсказал мне эти слова, за которыми в свою очередь пришла музыка, а та начала превращение.
— Дагда, — произнесла Медбх, не обратив внимания, что Корум содрогнулся, услышав сказанное. — Древнее слово. Может, это имя?
— Или звание. Это слово имеет много значений.
— Имя, принятое у сидов?
— Думаю, что нет — хотя оно наводит на мысль о сидов. Дагда не раз вел сидов в бой. Понимаешь, по меркам сидов я был еще очень молод и принимал участие лишь в двух из девяти исторических битв с фой миоре, а к тому времени о Дагде больше не упоминали. Я не знаю почему, разве что были какие-то намеки, что Дагда предал наше дело.
— Предал? Но, конечно же, не в эту ночь?
— Нет, — сказал Гованон, слепо сдвинув брови. — Не в эту, — он задумчиво поднес к губам кубок и сделал глоток.
Джери-а-Конел покинул свое место и подошел к Коруму.
— Почему ты так печален, старина?
Корум был благодарен Джери, который заметил, в каком он настроении, но в то же время не хотел мешать его веселью. Он изобразил непринужденную улыбку и покачал головой.
— Скорее всего, просто устал. В последнее время я мало спал.
— Эта арфа, — продолжила Медбх, и Коруму захотелось, чтобы она замолчала. — Припоминаю, что слышала похожую, — она повернулась к Коруму — У замка Оуйн, когда мы верхом поехали к нему.
— Да, — пробормотал он. — У замка Оуйн.
— Таинственная арфа, — сказал король Маннах. — Но я все же благодарен ей и был бы не против снова услышать ее звуки, если они сделают такой же подарок, как возвращение нашего верховного короля, — и он поднял свой кубок в честь Амергина. Тот сидел во главе стола, улыбающийся и спокойный, но пил мало.
— Теперь мы созовем весь оставшийся народ мабденов, — сказал король Маннах. — Мы соберем огромную армию и двинемся против фой миоре. На этот раз никто из них не уйдет живым!
— Смелые слова, — сказал Илбрек, — но нам нужна не только смелость. Нам нужно такое оружие, как мой меч Мститель. Нам нужны хитрость — да и осторожность, когда в ней возникнет необходимость.
— Твои слова мудры, сир сид, — сказал Амергин. — Они отвечают моим мыслям, — его старческое и в то же время на удивление юное лицо искрилось добрым юмором, словно его совершенно не беспокоила тяжелая проблема фой миоре. Теперь на нем был широкий плащ из желтой парчи с синей и красной оторочкой, а расчесанные волосы падали на спину.
— С Амергином во главе и с Корумом, который поведет нас в бой, — сказал король Маннах, — у нас есть все основания для оптимизма, и думаю, что не покажусь глупцом, если выскажу его, — он улыбнулся Коруму. — Мы стали сильнее. Не так давно казалось, что все мы погибнем и нашему народу придет конец, но сейчас…
— А сейчас… — Корум опустошил целый рог с медом и вытер рот тыльной стороной серебряной кисти, — сейчас мы празднуем великую победу, — не в силах и дальше сдерживаться, он поднялся со скамьи, перешагнул через нее и вышел из зала.
Он шел в ночи по улочкам Кер Махлода, заполненным веселящимися людьми, музыкой и смехом, и, миновав ворота, пересек травянистую пустошь, за которой вдали грохотало море.
Наконец принц, оставшись один, остановился на краю провала, что отделял Корума Серебряную Руку от его старю го дома, замка Эрорн, который здесь считали просто скалой и называли замком Оуйн.
Руины мерцали в лунном свете. Коруму хотелось перемахнуть через пропасть, найти дорогу обратно в свой мир и войти в замок Эрорн. Там он был одинок — но не тем одиночеством, которое испытывал сейчас. Им владело чувство полной пустоты.
И тут он увидел лицо, глядевшее на него из оконного проема замка, — красивое лицо с золотистой кожей смотрело на него с усмешкой.
— Дагда! — хрипло крикнул Корум. — Это ты, Дагда?