Джери ухмыльнулся.
— Усатому стало слишком душно в зале, — он погладил кота по голове. — И я подумал, что мог бы присоединиться к вам.
Гованон посмотрел на него с легким подозрением, но все же кивнул.
— Будешь свидетелем того, что произойдет этой ночью, Джери-а-Конел.
Джери отвесил поклон.
— Благодарю вас.
— Разве нет другого места, куда мы могли бы пойти, Гованон? — осведомился Корум. — Обязательно к холму Кремм?
— Это ближайшее место, наделенное силой, — просто объяснил Гованон. — Слишком далеко идти куда-то еще.
Корум продолжал стоять на месте. Он внимательно прислушивался к лесным звукам.
— Вы слышите арфу? — спросил он.
— Мы уже далеко от зала, и музыка не слышна, — ответил Хисак Солнцевор.
— Неужели вы не слышите арфу в лесу?
— Я ничего не слышу, — сказал Гованон.
— Теперь и я не слышу, — признался Корум. — Мне подумалось, что это арфа Дагды. Та арфа, что мы слышали, когда появилась Женщина Дуба.
— Это были голоса животных, — сказала Медбх.
— Я боюсь ее, этой арфы, — тихо, почти шепотом проговорил Корум.
— Не стоит, — сказала Медбх. — Ибо в арфе Дагды звучит мудрость. Он наш друг.
Корум нашел ее теплую кисть.
— Это твой друг, Медбх Длинная Рука, но не мой. Старая пророчица сказала мне, чтобы я боялся арфы — именно о ней она и говорила.
— Забудь ты это пророчество. Старуха просто выжила из ума. Эго не было настоящим предсказанием. — Медбх прижалась к Коруму, окала его руку. — Из всех нас уж ты-то, Корум, не должен поддаваться суевериям.
Сделав над собой усилие, Корум отбросил подсознательный страх. И тут же заметил взгляд Джери. Джери был явно обеспокоен. Отвернувшись, он напялил широкополую шляпу.
— А теперь мы должны прибавить шагу, — проворчал Гованон. — Близится время.
И, отогнав мрачное чувство обреченности, Корум вслед за карликом-сидом углубился в чащу леса.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПЕСНЬ МЕЧА СИДА
Коруму казалось, что он уже это видел — холм Кремм, залитый прозрачным лунным светом, темное серебро неподвижных дубовых листьев.
Он задумался: кто же лежит под этим холмом? На самом ли деле он скрывает останки того, кто когда-то носил имя Корум Серебряная Рука? На самом ли деле это его кости? Но в данный момент эти мысли почти не волновали его. Принц смотрел, как Гованон и Хисак рыли мягкую землю у подножия холма. И наконец они извлекли меч — тяжелый, отлично закаленный клинок с ребристой металлической рукояткой. Меч как будто притягивал к себе лунный свет и, сияя, усиливал его.
Стараясь не прикасаться к рукоятке и перехватив меч под ней, Гованон осмотрел клинок и показал Хисаку, который кивнул в знак одобрения.
— Затупить его будет нелегко, — сказал Гованон. — Кроме Мстителя, меча Илбрека, в мире нет больше такого оружия.
Подошел Джери, не отрывая взгляда от меча.
— Это сталь? Меч блестит не как сталь.
— Это сплав, — гордо ответил Хисак. — Наполовину сталь, а наполовину — металл сидов.
— А я думала, что металла сидов в этой плоскости не осталось, — сказала Медбх. — Мне казалось, что он исчез, оставшись лишь в оружии Гованона и Илбрека.
— В дело пошли остатки древнего меча сидов, — ответил Гованон. — Они были у Хисака. Когда мы встретились, он рассказал, что хранит их много лет, не зная, как отпускать металл. Хисак получил остатки металла сидов от каких-то горняков, искавших железную руду и глубоко под землей наткнувшихся на обломки меча. Я узнал в обломках один из ста мечей, которые выковал для сидов перед девятью битвами. Сохранилась лишь часть клинка. Мы так никогда и не узнаем обстоятельств его погребения. Вместе с Хисаком мы придумали способ сплавить металл сидов с металлом мабденов и выковать меч, в котором будут лучшие свойства того и другого.
Хисак Солнцевор нахмурился:
— Насколько я понимаю, и кое-какие другие качества.
— Возможно, — сказал Гованон. — В свое время узнаем.
— Прекрасный меч, — Джери протянул к нему руку. — Можно подержать?
Но Гованон, заволновавшись, мягко отвел руку Джери и покачал головой.
— Только Корум, — сказал он. — Только Корум.
— Ну что ж… — Корум решил взять меч, но Гованон остановил его, подняв руку.
— Пока рано, — сказал кузнец-сид. — Я еще должен спеть песню.
— Песню? — удивилась Медбх.
— Песню меча, которую всегда поют в такой момент, как этот, — Гованон поднял меч к луне, и на мгновение показалось, что тот ожил, затем на фоне большого круглого диска луны он стал массивным черным крестом. — Каждый меч, что выходит из моих рук, — другой. И каждый должен услышать свою песню. Так он обретает неповторимость. Но не я дам ему имя. Это предстоит сделать Коруму. Он должен назвать меч единственным подходящим ему именем. И когда оно прозвучит, меч обретет свое последнее предназачение.