Выбрать главу

– Ещё! – постучал он по телевизору, я ощутил неприятную вибрацию. – Скажи ещё что-нибудь.

– Не стучи, – велел ему диктор, в очередной раз оборвав новости, – в лоб схлопочешь!

– У-ты мой красавец! – Бергман припал к экрану губами, оставив на нём мутный след. Если б я мог сплюнуть, обязательно сплюнул бы, но за неимением рта оставалось только праведно возмущаться.

– Марик, – сказала Бергману девушка, рекламирующая женские гигиенические средства, диктора сменила реклама, – ещё раз так сделаешь, прокляну!

– Ладно! – гений отошёл от экрана на несколько шагов. – Теперь попробуй перейти в ультразвук. Погоди, – поднял он руку, – я принесу звуковой сканер.

Он пропал из поля зрения, вместо него показалось симпатичное Лидочкино лицо.

– Как ты? – она протёрла салфеткой след, оставленный губами Марика. – Живой?

Не уверен, разве можно быть живым, не имея тела. Кстати, как оно там. Я хотел уточнить это у Людочки, но не успел, в комнату, волоча что-то странное, вернулся Бергман.

– Давай! – он щёлкнул тумблером на приборе. – Начинай! Только разочек, – пообещал он, – и сразу назад!

Я попробовал сделать голос тоньше, получилось вроде комариного писка. Марик досадливо поморщился. Я взял выше, потом ещё, по расплывшейся физиономии друга понял, что у меня получилось. Я стал выдавать заученные слова, фразы, стрелка на сканере прыгала, отмечая исходящие от телевизора ультразвуковые волны.

– Молодец! – Марик снова нагнулся к экрану.

– Только попробуй! – предупредил я голосом диктора, и тут меня отключили.

Снова полёт, цветные круги. Резкий свет. Я зажмурился, не понимая, где я и что происходит.

– Серёжа! – меня легонько похлопали по щеке, я открыл глаза и увидел Лидочку. Её лицо казалось встревоженным, пахло нашатырём.

– На, понюхай!

Она поднесла резко пахнущую вату к лицу, я очнулся окончательно. Выбрался из преобразователя, немного мутило. В остальном – всё в порядке.

– Ну, старина! – на плечо сзади легла рука Марика. – С меня причитается!

– Ящик! – обернулся я к другу. – Французского!

Разумеется, я имел ввиду не шампанское.

С того дня прошло несколько месяцев, мы провели ещё несколько экспериментов с телевизором, и вот это неожиданное совещание у шефа. Ни Марик, ни я, ни кто-либо другой в лаборатории ничего подобного не ожидал. Как ни был успешен эксперимент, прошло слишком мало времени, чтобы переходить от лабораторных опытов к реальной работе. Наверняка, это понимал и сам шеф, и он не стал бы нас торопить. Но над ним есть своё начальство, а над тем другое, и так далее…

Две недели пролетели, как мгновенье. В назначенный день я вышел из дома раньше обычного, захотелось пройтись, подышать воздухом. Стояла глубокая осень, деревья уже избавились от листвы, прикрыв корявую наготу первым снегом.

Мне вдруг вспомнилось, как примерно в это же время, выпускник факультета психологии МГУ Сергей Скворцов боясь опоздать, торопился на собеседование. Человек с неприятным взглядом задавал вопросы, один нелепей другого. В сознании словно перелистывались страницы: я склонился над столом, изучаю психотипы людей, их привычки, манеры, пристрастия. Подбираю индивидуально для каждого словесный алгоритм, чтоб внушаемый поверил в то, о чём ему будут не переставая твердить. Вот я уже старше, ко мне подходит Марик с таким лицом, словно на него свалилось наследство.

– Знаешь, – шёпотом говорит он, – я влез в ЦРУшную базу. Помнишь, мы разрабатывали одного чиновника, ну, из Штатов? – я кивнул, было такое. – Так вот недавно он передал нашим какие-то сведения, а ихнего начальника службы безопасности понизили в должности. Вот, полюбуйся, – он сунул мне распечатанную на принтере фотографию человека широкоскулого, с высоким лбом и холодными, как у рыбы, глазами. Внизу стояла фамилия – Чернятински.

Развенчанного ЦРУшника сменило лицо шефа, в ушах зазвенел его голос: «Тебя встроят в телевизор Эштона». Эштон, – я нахмурился, – полный человек, на вид добрый дядюшка Сэм. А на самом деле расчётливый циник и делец. В каждой стране, где он появлялся, начинались беспорядки, заканчивающиеся либо свержением власти, либо гражданской войной. Или и тем и другим сразу.

– Чего хмурый! И пешком? – невесть откуда взявшийся Марик вернул меня в настоящее.

– Так, – вздохнул я, припоминая любимый фильм, – что-то смутно и тягостно, захотелось развеяться…

– Ты эту ипохондрию брось! Мне в телеке нормальный человек нужен, а не кисейная барышня.