– Нет, я… – начал Профессор. – Я вижу, что вы осведомлены о Санктафраксе не лучше, чем я – о Нижнем Городе. Интриги, слухи, сплетни – этого добра полным-полно на черном рынке нашего замечательного летающего города, – улыбнувшись, ответил он.
– Форфикюль, – догадалась Твердопух, – так значит…
– Форфикюль все рассказал Вилниксу, – подтвердил Профессор.
Мамаша Твердопух закашлялась и сплюнула.
– Неудивительно, что этому маленькому негоднику стыдно показаться мне на глаза, – прокудахтала она.
– Его пытали, пока он не признался, – объяснил Профессор. – У него не было выхода. Но нет, я узнал о планах Высочайшего Академика не от Форфикюля.
– Тогда от кого? – Мамаше Твердопух не терпелось узнать.
– От того, кто присягнул на верность власти, а не тем, кто ее временно захватил, – сказал Профессор. – Его зовут Минулис. Он личный слуга Вилникса Подлиниуса, и он предчувствует близкие перемены.
Мамаша Твердопух закудахтала от радости:
– Ну а уж мы-то обеспечим, чтобы предчувствия его не обманули!
Глава пятнадцатая
Живой или мертвый
Прутик резко остановился и внимательно посмотрел на золотое небо. Он увидел, как что-то пролетело там, наверху. Или опять это всего лишь видение, очередная злая шутка света?
– Отец! – крикнул Прутик. – Это ты?
– Ты… ты… ты… – откликнулся лес.
Прутик вздрогнул. Там никого не было – там никогда никого не было. Насмешливые рожи, которые он видел краешком глаза, издевались и глумились над ним, но исчезали каждый раз, когда он поворачивался к ним. Ничего не оставалось, кроме призрачной туманной дымки. Он был один. Один-одинешенек.
И все же у него снова и снова возникало чувство, что за ним наблюдают. Это чувство безжалостно терзало его.
«Вот здесь, – нашептывал кто-то или что-то. – Здесь! Здесь!» Или это был звук пролетевшего ветерка, теплого и маслянистого, окутывающего древние деревья?
Голова у Прутика шла кругом, он был сбит с толку и не мог понять, верить ли тому, что видит и слышит. Деревья покачивались, их ветки протягивались к нему, их деревянные пальцы цеплялись за его одежду, тянули за волосы.
– Оставьте меня одного! – прокричал Прутик.
– Одного… одного… – ответило эхо.
– Я не останусь здесь навсегда!
– Навсегда…
Прутик надел железную перчатку бурого рыцаря себе на руку и вытащил из ножен меч отца – это не позволит ему забыть, кто он такой: Прутик, сын Облачного Волка. Но меч тотчас пробудил печальные воспоминания, при которых Прутик снова ощутил чувство вины и стыда.
Облачный Волк наверняка решил, что Хитрован силой увлек Прутика на борт «Громобоя». Но все было совсем иначе. Он пошел добровольно. Более того, именно он и открыл предателю, что Облачный Волк – его отец. Поступив таким образом, он сделал отца уязвимым. Это было все равно что ударить его ножом в спину.
– Я не хотел, – бормотал Прутик. – На самом деле, нет. О, отец, прости мое упрямое невежество, мою чрезвычайную глупость, мое полное отсутствие здравого смысла…
Мерцающие глаза и сверкающие зубы возникали в полусвете и кружились на краю его сознания. Прутик поднял руку в перчатке и ударил себя по голове. Лучше не рассуждать об отсутствии здравого смысла в Сумеречном Лесу.
Когда он опустил руку, то заметил, что слой мельчайшей пыли скользит по полированной поверхности перчатки подобно жидкости. Только благодаря ей, этой перчатке, Прутик мог быть уверен, что встреча с бурым рыцарем оказалась не просто плодом его фантазии.
– Ты ищешь грозофракс, – сказал Прутик. – Ты ищешь экипаж «Громобоя» и ищешь выход отсюда.
Он продолжал идти, пошатываясь и спотыкаясь. Все дальше и дальше. Казалось, что время остановилось. Он не испытывал голода. Его не мучила жажда. Он совсем не устал. И все-таки, пока он шел сквозь мерцающие чащи леса, охваченный колдовским оцепенением, его беспокойство росло.
Ветер усилился, теребя листья на деревьях и смахивая с них сверкающий покров из мельчайших кристаллов, дождем сыпавшихся вниз, на блестящую землю. Прутик замер, зачарованный этим зрелищем. И когда сверкающий дождь прошел, он услышал звук, высокий и нежный, как переливы чудесной музыки.