Высокий купол неба,
Струится млечный путь.
От проклятой победы
Щемит и ноет грудь.
В последнее прощанье
Отверженный герой
Ты примешь целованье
И скажешь «Бог с тобой!»
В полночной стражи сумрак
Вдруг на щеке своей
Почувствуешь лобзанье
Тебя коснулся змей.
Какие тут обиды?
Ликуй! На этот раз
В гранит и белый мрамор
Оправят твой алмаз .
Шум берез, воркование голубей под крышей, шелест опавшей листвы, сами собой сливались в слова. Слова складывались в строки, а тихий, навеянный бризом, напев, оплетал строки причудливой вязью. Кир мотнул головой — сам то он вовсе не был готов ни отпускать ни ликовать. Вот мстить и проклинать было ему куда ближе сейчас. Он вновь приложился к фляге — уже не для купирования боли, а под влиянием саморазрушительной злобы.
В усыпальнице стало темнее. Владычень повернул голову.
В дверном проеме, чуть пригнувшись, стоял крупный мужчина. Капюшон скрывал лицо. Одной рукой он держался за косяк, другая покоилась на рукояти тяжелого с виду меча.
- Я все жду, когда ты выйдешь. Заснул? - спросил человек голосом Анастасия Лема Кнесси.
Кир поднялся на ноги
-Давно в городе?
Гигант шагнут внутрь, пожал плечами — ехал на поминки старого владыки, жаль не успел.
-Не печалься, попадешь на мои.
-Да, все не зря прокатился. Идем?
Они медленно шли по усыпанным гравием дорожкам :
-Владыку, кажется, ранило
- Угу. В пятку. Жив зараза остался. А я надеялся что у него сердце там было …
- Не надо этого, Ветерок. Злоба убивает душу.
- Да нет. Душу предательство убивает. Ты брата своего видел уже?
Юнин Василь Кнесси покачал головой. - как только услышал, что случилось — поспешил во дворец.
- Это было глупо. Не стоило так рисковать.
- Риск — благородное дело, особенно если он оправдан. Ты ведь знаешь, что я уговорил его на Суд Моря?
- Риск — пустое дело, особенно когда игра не стоит свечь. Надо было додуматься, отдавать свою жизнь за мертвяка!
- Почему за мертвяка?
-Да потому что не жилец я. Сам подумай. Один в лодке. Без припасов, без воды, без лекарств, заметь, а главное — без весел… И сколько я протяну? Ты знаешь, что я третий день на наркотиках?
-Были бы ноги, а дорога найдется.
- Кому ноги, а кому и половой коврик.
-Да брось, друг Кир, все не так уж и плохо.
- Ну да, куда лучше. Быть под рукой Ксеркса Дария Эдикира. Спросил бы хоть, согласен ли я принять такую жертву.
- Разбежался, спрашивать тебя еще. То я не знаю, что ты о нем думаешь.
- А что я могу думать : беспринципный жестокий урод — и больше ничего. Лучше быть дважды четвертованным, чем иметь такого своим повелителем. Когда ты получишь назад свой герб?
Кнесси пожал плечами.
-А ты не пожимай, брат Василь. Никогда ты его не получишь. Так до смерти и останешся подручным. Поступать по чужой воле, жить чужими интересами, думать чужими мыслями — благо бы действительно был долг крови — как у меня к тебе…
-Не вздумай, Серго Кир Эдикир!
-Не буду. Пользы тебе от моего герба — ноль. Но! Сафаринова песнь! Зачем ты отдал свою жизнь в залог моей?!
-Просто не считаю, что герб выше жизни.
-Что такое жизнь без свободы?
-Для меня свобода — возможность поступать согласно своей природе. А в природе человека — творить добро. Жертвовать собой ради друзей. Так что, отдав свою свободу, я сохранил ее.
- Эх, Василь, странный ты человек. Сколько лет живешь на свете, а все — мальчишка.
Гигант улыбнулся — отчего «мальчишка»?
- Людей любишь.
- Да как же их не любить , Ветерок? Если даже самый последний разбойник - в душе — хороший?
- Ага. Скажи об этом его жертвам.
- Такими не от большого ума становятся.
- Ну , допустим — разбойники — дураки…
- Нет, брат. Ты не понял меня. Не дураки. Просто запутались. Себя не знают.
-Пусть их, разбойников. Дураков не судят, ты прав. Но прочие люди. Благовоспитанные и благообразные. Уважаемые и счастливые в своем самодовольстве. Нет, брат Василь. Ты меня не убедишь, что вся эта теплохладная публика достойна любви. Это животные и рождают животных. Холеных пухленьких деток — аккуратно подстриженных и расчесанных на пробор ябед и глумливцев. Презирающих всех вокруг, знающих только свою выгоду, любящих родителей за подарки а бабушек — за полезные кормежки строго по часам , без перекусов.
-Ай, ай яй, Кир. Сколько злобы к детям! А еще я — мальчишка!