Сейчас моя «Мамба» покачивается рядом с Сент-Томасом, у тех самых Виргинских островов, и ничего экзотического вокруг я как-то не вижу. Коралловые рифы есть, пальмы тоже, но исчезла романтическая дымка. Наверное потому, что элементы местной жизни и природы гармонично сочетаются друг с другом. Здесь совершенно естественно воспринимается пробегающая по тротуару игуана. Не удивляет адвокат, принимающий клиентов в своем офисе в шортах, сандалиях и цветастой рубашке, что абсолютно немыслимо для юристов континентальных штатов, неизменно облаченных в тоскливую чиновничью униформу.
А вот сантехник в кирзовых сапогах и кепке выглядел бы экстравагантно экзотичным.
Сейчас это для меня в общем-то неважно. Первые дни на «Мамбе», дни освоения плавучего дома, своего владения, я бы охарактеризовал как полномасштабную шоковую терапию. Под плеск лазурной волны и сварливые вопли чаек разворачивается битва с неизвестным, можно даже сказать, с грозным неведомым. Я имею в виду, конечно же, механическую начинку яхты. В очередной раз вздымая руки к подвешенным к потолку салона удочкам, я вопияю в отчаянии: «Силы небесные! Ну за что, за что мне это? Разберусь ли я когда-нибудь, как на этом пароходе все работает?» Почему выбивает предохранитель, контролирующий зарядку энергией от ветровой турбины? Где перекрыта подача воды к душу? Почему я не могу завести динги? Почему на всей яхте работают только две розетки….. И так далее, и так далее…. Каким образом менять этот долбаный фильтр, если подобраться к нему можно лишь протиснувшись боком за левый дизель, причем свободна у тебя одна рука, а от фильтра видна только верхняя часть крышки – остальное погребено под шлангами и кабелями? А менять в свое время придется, значит нужно приноравливаться и приспосабливаться. Материться в процессе познания не возбраняется, но без отрыва от процесса познания. Романтика тропического бытия густо замешана на запахе солярки в душном жарком погребе, где таятся двигатели. Проникаешь же туда, подняв секцию пола в салоне между холодильником и столом.
Два дня назад мы разговаривали со Стэном, который взял меня, неразумного, под свое крыло. Разговор шел на весьма животрепещущую тему – куда удирать в сезон ураганов. Прошлый год выдался спокойным, а в этом прогнозируется очень веселый сезон ужасов. Естественно, что каждый водоплавающий житель заранее прикидывает план действий на бурное время.
Итак, в разговоре со Стэном я упоминаю местечко на соседнем острове Сент-Джон, куда перед ураганом вроде бы бегут те, кто не вытащил свои яхты на берег и кто не смылся к Венесуэле.
- «Ты знаешь, вообще-то это безобразное зрелище. Каждый этих сукиных котов только свою жопу оберегает, и никто никому ни в чем не поможет. Каждый старается быстрее остальных захватить местечко побезопаснее среди мангровых зарослей. Если тебе интересно мое мнение (еще бы не интересно!), уходи на Кулебру.» -
- Как? Кулебра? А где это? -
- На Испанских Виргинских островах. Были бы карты, я бы показал -
- Да вон, в передней каюте их целый рулон. Сейчас принесу -
Стэн разворачивает карты, перелистывает, находит нужную и тычет пальцем: «Смотри, вот карта Кулебры. А вот твоя бухточка. Вот в этом углу вполне можно спрятаться. При урагане чем меньше вокруг тебя воды, тем лучше. Я это место знаю. Я и сам туда уйду. Хороший остров. Вообще не мешало бы тебе месячишко там постоять». –
Как я уже говорил, Стэн шотландец, но вырос в Канаде. Много лет живет в США, но настроен резко антиамерикански. Описать его внешность проще простого: представьте себе Деда Мороза в шортах и футболке. Вот вам и Стэн. Чем он только в своей богатой жизни ни занимался! Только из того, что он вкратце мне упоминал: служба в Королевском военно-морском флоте, свой бизнес, капитан буксира, преподаватель университета в Торонто. Здесь он уже лет пятнадцать, поэтому для меня покровительство профессионального моряка и старожила Карибского региона просто бесценно, как манна небесная. Кроме того, Стэн привлекает истинно русским отношением к закону. Для русского закон – всегда препятствие, которое нужно обойти. Для западного же человека закон чаще всего представляет нормы, по которым он сверяет свое бытие, и естественные вехи фарватера, в пределах которого он плывет по жизни.