В контексте национальной идеи «Мәңгілік ел» настоятельно просится трактовка: «взгляд (вектор) из будущего: духовное обновление». А если иметь в виду общественное сознание, не как идеологическое (ложное) равновесие, фиксирующее статус-кво, то оно представляется как бидоминирование людских душ и этнического духа. При том, чему отдавать предпочтение заведомо исторически неведомо. В обыденности время нам дано как будто бы для того, чтобы его тратить, но по большому счету не мы, а время выбирает нас. Почему? Неизвестно. Дух рыщет, где хочет. Был там и ушел, а куда неизвестно. Но есть подозрение, что дух приходит к душам, измученным во плоти, чтобы из нее освободить в неравно-душии. Как Махатма Ганди, «Великой души» индийского народа.
«Время временится из будущего» (Хайдеггер). Но это не противоположная линейному пониманию времени (=истории) установка, а вертикаль бытия человека в его духовном самостоянии.
И совместима ли духовность с «прагматизмом?» К тому же в постмодернистскую эпоху никакой большой нарратив невозможен, в смысле у которого могут быть последователи? А если «нас унижает наш успех» (Рильке)?
Да и апелляция к «этническому коду» не должна трактоваться как попытка актуализировать подсознательное или даже бессознательное, к которому якобы нужно возвращение как «архетипам менталитета». Но в данном случае имеется в виду даже и не пресловутый «менталитет» или как обычно ссылки на язык, религию, а «туған жер», место рождения, которое в памяти нашей сохраняется символически-ценностно. Да, мы дорожим топосом, из которого появились на свет, вплоть до «чрева матери, в котором находясь, знали, что такое мир, а родившись забыли о нем» (др. евр. агад. изречение). Или «рождаемся даже с письмом внутри и, если останемся верны себе, будет позволено прочитать его при жизни до смерти» как наше предназначение (Рильке). Можно добавить: переходим к чтению «книги бытия». Но вот тут-то и впадаем невольно в соблазны цивилизации. Дьявол искушает в познании и приходится грешить, подчинять, насиловать природу, в том числе ближних и дальних.
И состоятельно ли «вечное возвращение» Ницше как собственно культура? Что теперь с ней происходит в глобализирующейся цивилизации? Надо выбираться из капкана современности!
Поперечные сети — СМИ, СПИД, ядерные вооружения и т.д. — орбитальные спутники, антитела, сателлиты — кружатся по орбитальным связям — в межконтактности, в межкоммуникативности, одним словом в между-мирье индивидуумов. И именно в межиндивидных сетях, т.е. не наоборот, а вполоборота, поперек их. Значит, все — таки, не вопреки, а благодаря этим сетям. Вот тебе и постмодернистский плюрализм. Возводятся «Вавилонские башни» в прозрачности-призрачности межчеловеческих связей. А что если это наказание божье пришельцов-инопланетян? Пришли, научили и разлучили? Чтобы властвовать отныне и во веки-веков? Хотите свободы — вот вам революции, которые будут инволюциями через контрреволюции. Обращайтесь-ка вспять, откуда вышли и будьте отдельными особями, животными, растениями... вплоть до молекул... И наступает фрактальность, взаимозаменяемость, точнее взаимодополняемость, монадологичность. В классике это называется «отчуждением», а в эксцессе «взаимоотчуждением», «самоотчуждением».
В общем, все теперь вертится вокруг меня — бедный Галилей, Коперник, но штука в том, что это я верчусь вкруг себе. Конечно, не истинное я, но это не имеет значения, потому что подлинное я — это теперь пустота. Потому что оно в пустыне транссексуальности, трансполитики, трансэкономики и черт его знает, чего транс... Элементарно все это проявляется в спиртуальности простых смертных. В экстрасенсорике «избранных». Можно продолжать, но все это (? -все ли) из Ж. Бодрийяра, с которым мы соглашаемся — не соглашаемся — но факты остаются фактами (см. его «Прозрачность зла»). Все это есть и никуда от них не деться. «Меж» — что это? Что это было? Т.е. понятно, что это было. А что будет? Тоже вроде понятно. Но вот хватит ли разума, чтобы образумиться? Потому что разум — это разум и ничего больше. Опять на сердце ставку делать что-ли? Да, но тут «мыслишка» одна кажется есть.
Все это размышления с точки зрения европейца, где культура, пардон, «глухонемеет». Да это-то и констатируется Ж. Бодрийяром, и правильно делается. Но что если культура все-таки бессмертна? Не значит ли это, что только «Европа умерла»? Или умирает? А кто об этом говорит и даже заявляет? Европеец? Ну не может этого быть онтологически, да и гносеологически тоже. Значит, это был — откуда, бог его знает — неевропеец. Шпенглер — это кто?
Расхожий «бег трусцой...» Не бежит, а бежится. Вспомогательный глагол «заставлять». Может в таком разе, твое (мое) понимание творчества как того состояния, в котором не пишут что-то, а пишется, нужно принимать в обратном ключе? Это не душевно-духовное состояние свободного полета мыслей, испытание чувств, которые поневоле приходят и выражаются, а машинерия исполнения? Хотя у тебя (меня) А.С. Пушкин вроде «работает»? («... и мысли в голове волнуются в отваге...»). Может быть, может быть! Но и другое здесь присутствует. Именно обратный фокус, так сказать, самого творчества в со-временности так представлен. Со-временность с ее технологиями начала играть с человеком. Заставляя его быть «не в себе и для себя» (Гегель), а извне себя — не быть в себе. Т.е. даже еще радикальнее: твой (мой) «третий человек» (название книги) — это коммуникационно-информационно-пустотный со-временный «человек»? Раньше «он-человек» желал свободы, хотел быть «я-человеком», но теперь попятился опять к «он-человеку».