И снова три выстрела мне в лицо. Я вздернул руки к лицу, пытаясь уберечь глаза от горящих искр…
И опять возникло синее озарение со словом «ошибка».
– Ты чего творишь? – заорал я, практически переходя на визг.
Псевдо я несколько раз дернулся всем телом, покрылся плохо прорисованными квадратами... Затем по нему пробежала рябь, и он исчез.
Более дикой вещи я в жизни не видел.
Это, блин, что было? Белая горячка? Попытка самоубийства?
Без сил я опустился на скамейку и принялся руками очищать лицо от пороховой пыли.
Пыль была настоящая. Выстрелы заложили уши и все еще звучали у меня в голове. Все остальное было абсолютно нереальным. Наверное, так и сходят с ума. Я только что видел и слышал событие, которого не могло быть. Но если принять версию, что я схожу с ума, то почему обожжено лицо?
В кармане опять затренькал телефон, и я, достав его, трясущимися руками, непонимающе уставился на экран. Среди длинной колонки цифр явно выделялось слово «ERROR».
Тут я был полностью согласен. Иначе как ошибкой все происходящее объяснить нельзя.
Идти домой в этом состоянии было совершенно невозможно. Нужен был кто-то, кому я смогу весь этот бред рассказать – поделиться безумием, так сказать. Неуверенно поднявшись на ватные ноги, я побрел к автобусной остановке, осматриваясь по сторонам, в попытке найти очередное несоответствие нормальности.
Город, между тем, продолжал жить своей жизнью. Проехали какие-то пацаны на велосипеде... Где-то стучали молотком, слышна была музыка. Бабки на остановке с неодобрением проводили меня взглядом. Все было как обычно.
Был у меня когда-то знакомый, городской сумасшедший по кличке Вильям – так он утверждал, что в Венгрии все надувное. Икарусы, дома, производства. Работал до болезни инженером где-то, а потом внезапно поехал на Венгрии. Иди пойми, как оно работает, сознание.
Дождавшись автобуса, я прошел к самым задним сиденьям, с одобрением заметив иконостас у водителя, над чем раньше смеялся и считал мракобесием. Ехали медленно, останавливаясь на всех остановках и светофорах, но собраться с мыслями я так и не смог – голова просто не работала.
Высадившись у цели, стало понятно, что вваливаться к Грише с пустыми руками и диким рассказом – не красиво. С некоторым опасением зашел в магазин за пивом, но тут все было попроще, никто ко мне не кинулся, и никто не узнал.
Купив пиво и сушеной рыбы, уже через пять минут я звонил в дверь, с оторопью понимая, что полностью забыл проверить дома ли друг – не позвонив или даже отослав смс. Определенно, мозг не работал, тело двигалось на каких-то инстинктах. Но к счастью, со второго звонка дверь открылась, и помятая со сна физиономия растянулась в приветливой улыбке.
– О! Неожиданно… – обрадовался Гриша. – Заноси!
Еще раз оглянувшись и проверив лестничный пролет, я протиснулся в дверь.
– Располагайся. Я пока умоюсь, – Гриша махнул рукой в сторону кухни и скрылся в ванной.
Однокомнатная квартира, где он проживал, могла бы быть уютной, если бы не неровные стопки книг везде где только можно, в том числе вокруг станка для любителей качать железо. Между книг иногда ходили тараканы, но вот они-то как раз смотрелись тут совершенно органично. На голых стенах висели эспандеры и кумачевый флаг, с надписью «Мы придем к победе коммунистического труда!» Сам Гриша был кандидат каких-то там наук, злоупотребляющий алкоголем, и по его словам, доброупотребляющий физкультурой. Из всех моих знакомых, с ним единственным стоило обсудить сегодняшнее происшествие, без опасения нарваться на смех.
– Вот это Костян, правильное решение, – одобрил Гриша, вваливаясь наконец в комнату с двумя пустыми стаканами и двухлитровой банкой чего-то красного-желтого.
– Это чего у тебя? – я указал на банку.
– Это, дружище, квашенная капуста по-корейски, кимчи называется. Вкусно, полезно и, как говорится, на стол поставить не стыдно, а съедят – не жалко. Ну… за встречу, – Гриша поднял стакан с переливающейся через край пеной и медленно влил его в себя. После чего рукой вытащил лохмотья капусты из банки и, засунув в рот, стал жевать.
– Первый сорт… Пробуй – острая, тебе понравится, – со вкусом жуя, произнес он. – Чего случилось, что-ли? На тебе лица нет.