Я с трудом отпил половину и отставил в сторону стакан.
– Гриша, или ты мне сейчас все по местам разложишь, или ты меня везешь в психбольницу.
– Не ссы, Костян, наше общество и так, считай, психбольница, просто с открытыми дверями. Давай, постепенно излагай, кто тебе в мозги наклал.
Я внятно и подробно рассказал ему происшествия последних дней, иронизируя над собой и преуменьшая слегка накал. Он даже пару раз весело хохотнул, но тут я перешел к событиям сегодняшнего дня, и улыбка его пропала. Гришаня подобрался, сел на кресле ровно и подозрительно спросил:
– Гонишь?
– Гриша, это жизнь гонит, а у меня такое ощущение, как будто не со мной это происходит, но я-то чувствую.
– Смотри, братан, – он откупорил следующую бутылку. – Тут два варианта, как я их вижу. И оба плохие. Девяносто пять процентов, что из-за стресса и недосыпа у тебя чердак нестабилен и поэтому всякая муть мерещится. Либо, с тобою что-то происходит такое, что лучше бы у тебя чердак поехал. Саню Грибоедова помнишь? Он мне тоже рассказывал, что самого себя в трипе встретил, сам с собой половой акт устроил… но ничего, вернули его в общество. Галоперидол чудеса творит.
– Гриша, – сказал я, акцентируя голосом, – у меня в глазах дрянь какая-то от выстрела и уши до сих пор заложены. Лицо болит.
– Вот, потому что я тебя знаю, и сказал, что девяносто пять процентов, а не девяносто девять. Точка девять. На моей памяти ты первый раз с ума сходишь, ресурс доверия к тебе не растрачен.
– Давай пойдем от обратного. Допустим ты неуязвим, – с этими словами он пнул меня ногой в голень.
Я ойкнул и схватился рукой за ушибленное место.
– Нет, – сказал нараспев Григорий. – Уязвимость имеет место быть. Может кровь из тебя нельзя пустить? Вот, ножом руку царапни, попробуй.
Я взял со стола канцелярский нож и, осторожно надавливая, провел по внешней стороне запястья. Царапина побледнела, а потом в нескольких местах проявились капельки крови.
– Костян, мой вердикт такой. Тебе отдохнуть надо, как следует. Выспаться. Из головы лишнее выкинуть. Давай снотворное допивай и ложись тут, а я на кухне поработаю, пока.
– Я понимаю как со стороны мой бред слышать, но ты Гриш пойми, я всю эту ситуацию реально, вот как тебя видел.
– Наш мозг – странная штука, предмет темный, изучению не поддающийся. Поэтому с ним мы бороться не будем, а нагрузим функцию печени. Сей рецепт старинный, рабочий. Утро вечера мудренее, предлагаю считать это тостом!
В полчаса уговорив оставшийся алкоголь, я получил клетчатый плед и подушку с антресолей. Гриша ушел с бумагами на кухню, а я лежал на диване и смотрел как в окне, за дальние пятиэтажки, садится солнце. Много раз в детстве я видел уставший, впадающий в сон город, но первый раз в жизни я чувствовал, что не имею к этому городу никакого отношения. Мысль эта была тягучей, неудобной, тревожащей. Рядом на кухне копошился Гриша.
Нет, не засну, подумал я. И немедленно заснул.
Глава 3
Всю ночь мне снились какие-то бабки, неприятные толстяки и я. Я был тоже неприятный и хотел мне наделать гадостей. Сон был сумбурный, полный каких-то диких вещей, которые, впрочем, казались во сне очень знакомыми и уместными. Но, несмотря на всю суету, творящуюся во сне, проснулся я отдохнувшим, и лишь небольшая ломота в затылке показывала, что провел эту неделю я не на курорте. Диван был мягкий, продавленный, вряд ли в течение ночи я мог туда-сюда ворочаться, но даже это не помешало телу отдохнуть.
Бодро встав с дивана и не обуваясь, я отправился на кухню. На кухне пахло газом и привлекательно шкворчало. Обеденный стол был сдвинут в угол, а на его месте лежала походная пенка и спальный мешок. Гриша резал помидоры ломтями и кидал в сковородку.
– Доброе утро, – произнес он, ножом отправив кусок помидора себе в рот. – Ты пришел ко мне с приветом, рассказать, что солнце встало! Сейчас мы тебя накормим яичницей, да с помидорами.
– Доброе, – согласился я. – А чего с помидорами?
–Ты, что ли, помидоры не любишь?
– Есть люблю, а так - нет, – отшутился я. – Ты здесь на полу спал? Я думал раскладушку поставишь.