Телефон ее был развернут ко мне под таким градусом, под каким сообщения писать крайне неудобно. А вот снимать на камеру – очень даже.
Первым чувством, пришедшим после понимания, было стеснение и какая-то прям детская робость. Я машинально выпрямил спину и поправил прическу, закинув прядь волос на голову.
Кто ей понравился – я или мой друг? Хотелось бы чтобы я – такая неловкая мысль успела пронестись у меня в голове.
Не зная, что делать дальше, я неловко улыбнулся и кивнул ей.
Глаза у нее были прямо вот зеленого цвета, с золотыми, если можно так сказать, искрами. Девушка стремительно поднялась и, держа телефон на протянутой руке быстро приблизилась к нам. Я заискивающе улыбнулся.
– Добрый день!
Поочередно глядя то на меня, то на экран телефона, она молчала. Но в тот момент, когда она глядела на меня, приязни в ее глазах я обнаружить не успел. Злые были глаза, я бы даже сказал, взбешенные.
– Ну, продолжайте! – резко выкрикнула она.
– Извините? – не понял я.
– Продолжайте, продолжайте! – ее голос поднялся на октаву выше.
Я просто опешил. Гриша сидел рядом молча и в происходящее не вмешивался.
– Что продолжать? – наконец сообразив куда вести этот разговор спросил я.
– Продолжайте говорить, что вы про меня говорили, только теперь на камеру, посмотрим хватит ли у вас яиц говорить гадости, когда вас за это спросить могут. Ну чего вы замолчали?
Мы не просто замолчали. Мы сидели, открыв рты.
– Женщина, вы нормальная? – наконец прервал паузу Гриша. – Мы вообще про вас не говорили.
– И не прикалывались надо мной и на говно не исходили тут, да? Давайте, продолжайте, вы же мужчины, должны за свой поганый базар отвечать! – завизжала она.
– Женщина, вы все перепутали! – я даже руки сложил в умоляющем жесте для пущей убедительности. – Ничего плохого мы о вас не говорили.
– ААА! Уже-таки говорили? Давай повтори на камеру – чего боишься, ссыкло?!
– Костя, это психиатрия, не обращай внимания, – негромко посоветовал товарищ.
Эта фраза ее просто взбеленила.
– Все! Я ментов вызываю! – заорала она. – Таких гадов изолировать нужно! Посидишь – узнаешь про приставания и изнасилования!
Красавица отошла на пару метров и, судорожно тыча подушечкой пальца, с мешающим ногтем, начала набирать номер.
Я развел руками и с надеждой посмотрел на Гришу.
– Ты что-нибудь понимаешь?
Он махнул в ее сторону рукой и помотал головой.
– Нихрена… Ты, Костя, езжай, наверное. Палец я и без тебя зашью, а у этой ненормальной ничего на нас нет. Если наряд приедет, я сам все объясню. Завтра-послезавтра к вам подъеду, навещу.
– Никуда ты не пойдешь, пока милиция не приедет! – орала ненормальная.
– Девушка, – увещевал Гриша. – Очнитесь, у нас милиция уже десять лет не приезжает, только полиция!
4-2
В привокзальном шавермариуме я взял самую большую порцию, рассчитывая часть съесть сразу, а остаток – в дороге. Благородного вида шаурмье, из бывших братских республик, насоветовал добавить туда нечто, под названием манго-соус, чего я до этого ни разу не пробовал. Как это не удивительно, странно пахнувшее средство вывело блюдо на новый уровень, как говорится век учись. Билет я уже приобрел, и оставшиеся до поезда двадцать минут убивал со вкусом и расстановкой. Иногда человек попадает в такую странную полосу, ее ведь даже черной не назовешь, просто какая-то странная лажа. Отовсюду. Куда не плюнь.
Если принять во внимание сентенцию, что мы сами кузнецы своего счастья, то придется отвечать и за свои неприятности тоже. Мозг в этой канители участвовать отказывался и умственную деятельность саботировал. Приходилось все время напрягаться и заставлять его работать. Если представить, что происходящее вокруг безобразие – это следствие моих ошибок и неверных решений, тогда стоило бы все проанализировать, исправить, что можешь, и далее ошибок не повторять. Но сколько бы я не думал, своих исходных ошибок я не находил. Получалось, что практически все — это навалившиеся откуда-то извне безобразие. Как будто кто-нибудь меня сглазил.